Неполадки в русском доме

Наши интеллигенты-демократы ничего этого не видят. Почему? Я думаю, просто злоба застит им глаза, и они жизнь видят в чудовищно искаженном образе — недобром и несправедливом. Понятно, что после любой большой революции часть людей и их дети не могут принять новый порядок — не лежит душа, и все тут. Болят душевные раны, и тут уж логикой не возьмешь. Но если эти люди честны и благородны, то они не лезут со своими старыми ранами отравлять жизнь другим. Они даже в душе признают, что это неприятие у них — вещь сугубо личная, интимная. А если они по роду занятий и темперамента вынуждены обращаться к людям, то предупреждают их об этой свой личной антипатии, а в наблюдениях стараются быть объективными.

Пример — М.М.Пришвин, писатель и острый наблюдатель своего времени. Не терпел коммунистов и советскую власть, в своих дневниках не скрывал этого — но всегда при этом оговаривался, что никакая другая власть не вытащила бы Россию из ямы. 26 сентября 1921 г. он записал в дневник очередной крик души: «Часто приходит в голову, что почему я не приемлю эту власть, ведь я вполне допускаю, что она, такая и никакая другая, сдвинет Русь со своей мертвой точки, я понимаю ее как необходимость. Да, это все так, но все-таки я не приемлю». А позже добавил: «Чувствую, однако, что философия моя как-то краешком и очень неудачно прицепляется к моему личному раздражению…». Такую позицию можно уважать — человек покопался в себе и предупреждает, что его нелюбовь есть плод душевных мук, а не ума. А сейчас у нас в академических журналах, со всем авторитетом якобы научного знания вбрасывают в общество совершенно иррациональные злобные утверждения — и хоть бы малейшая оговорка. Может, у них это не плод ни ума, ни души? Актеры на сдельной оплате?

Но это, конечно, неважно — антисоветская интеллигенция, независимо от личной внутренней мотивации каждого, приняла вполне определенную философскую антропологию, представление о сущности человека и его правах. В этой философии «низшие чины» человечества как бы вообще не существуют. Во всяком случае, их самые простые, фундаментальные жизненные потребности ставятся несравненно ниже права элиты на духовный комфорт — а уж о пище или жилье элиты и речи нет. Ах, нас заставили жить в коммунальных квартирах!

Сам же Пришвин подметил эту установку еще до революции. Он писал о Мережковском: «Я никогда не забуду одного его спора с социал-демократическим рабочим. В ответ на поставленный ему вопрос о необходимости в человеке сознания своего собственного бессмертия рабочий говорил:

— Накормите меня.

Тогда Мережковский, возмущенный грубостью ответа, вдруг неистово закричал:

— Падаль, падаль!

Это была, конечно, чисто философская «падаль», то есть то, что падает, умирает, а рабочий принял за настоящую, ругательскую — и пошло, пошло».

Так вот, наши философы-демократы горазды рассуждать о бессмертии души, но им претит разговор о хлебе насущном, о самом простом и прозаическом голоде людей:

И жгут им слух мольбы о хлебе
И красный смех чужих знамен!

Трудно назвать какое-либо выступление наших интеллигентов, хоть демократов, хоть патриотов, где они сказали бы доброе слово в адрес военного коммунизма и продразверстки. Странно еще, что они стеснялись открыто проклинать карточную систему времен Отечественной войны. Голод для них — нечто абстрактное и как бы невозможное. Почитали бы статью «Голод в России» в энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона 1913 г. (т. 14). С какой ненавистью пишут и демократы, и патриоты о коллективизации — а ведь именно колхозно-совхозная система смогла устранить причины регулярных массовых неурожаев и голода в пореформенной России. Сравните рацион питания крестьян в 1913 г. и, скажем, в 70-е годы. Ведь, слава Богу, регулярное изучение семейных бюджетов налажено в России с конца XIX века, данные имеются. Не прочтут — не важен для них рацион питания крестьян.

Сейчас колхозы и совхозы разрушили, и 50% продовольствия РФ покупает за рубежом, так что если бы не пробуренные в СССР скважины и не построенные тогда нефте— и газопроводы, сегодня опять в стране был бы массовый смертельный голод. Почему же для патриотов неважно, что в 1928 г. пришлось ввести карточки в городах? Почему неважно, что в деревне начался голод среди бедноты, так что на почве голода были и смерти, и самоубийства? Почитайте сводки с мест июля 1928 г., они есть в архивах. Потому, что голодала беднота, а ее голод «белая кость» всегда легко переносила. И сейчас легко терпит. Подумать только — продолжают проклинать колхозы даже через десять лет после их разгона, хотя очевидно, что этот разгон стал катастрофой сельского хозяйства!