Неполная и окончательная история классической музыки

Певцы, судя опять-таки по рельефам, найденным в Египте времен Древнего царства[♫], как правило, зажимали себе одно ухо левой ладонью. Нынешние исполнители уверяют, будто это делается для того, чтобы лучше слышать «внутреннюю музыку», хотя кое-кто говорит — чтобы не слышать того, кто горланит рядом с тобой. Всеми прочими руками они, по-видимому, «выпевали» — слова поточнее мне подобрать не удалось. То есть, как я это понимаю, либо проделывали примерно то же, что церковный регент, показывающий, какую ноту брать следующей, либо подавали бармену знак, что пора принести всем им еще по кружечке. Имеются также изображения, на которых каждый певец размахивает зажатым в одной руке комплектом трещоток или погремушек (систр), а другой щиплет себя за гортань. И опять-таки, нынешние певцы могут сказать вам, что, наступая себе на горло, они способны менять высоту и тембр любой ноты, однако большинство музыковедов объясняет эту певческую манеру желанием «проделать все самостоятельно, не дожидаясь, когда их возьмет за горло кто-нибудь другой».

ПОЙ, ПОЙ, ЛИРА, О ГЛУПОСТЯХ ДРЕВНЕГО МИРА

А кстати, известно ли вам, как понять, что перед вами лира? Нет? Ладно, в таком случае займите мне десятку, завтра отдам. Шуточка, в общем-то, никакая, однако в ней хотя бы на йоту меньше занудства, чем в объяснениях, что арфа-де выглядит примерно так:

а лира — вот этак:

Усвоили? Ну и прекрасно. Хотя, может, вам лучше все это записать — вместе с именем ведущей поп-звезды Ранней Третьей династии: Па-Паб-Би-гаггир герла, вы ее еще не забыли? И как только вы это запишете, сложите листок, только аккуратно, и поместите его в мусорную корзину. Можно надеяться, что больше вам эти сведения никогда не понадобятся. Если же вы вдруг да поймаете себя на том, что используете их снова… что ж, тогда, думаю, мы с вами еще встретимся — на каком-нибудь званом обеде в аду.

ГОСТЕВАНИЕ ГУТИЕВ

Итак. Лиры, арфы, флейты, погремки. Сами видите, все на мази. Вот, правда, шумерам приходилось туговато. Начиная с 2370 года до Р.X. их захватывал практически всякий, у кого имелось несколько сот фунтов и умение владеть мечом. Самыми, возможно, достопримечательными захватчиками были гутии, которые — мне нравится так думать, хоть я и не имею ни грана этимологических доказательств, — должны произноситься скорее как «кутни», каковое название, по всему судя, происходит от слова «кутерьма». Гутии представляли собой орду горных варваров. Ну это уж всегда так бывает, верно? «Варварами» кого только не обзывали.

Еще одну «волну вторжения» — с точки зрения шумеров — образовали «аккадские семиты», которые — вероятнее всего, по причине их довольно путаного, плохо продуманного брендинга (ну, то есть, я что хочу сказать: с одной стороны, гутии, а с другой — аккадские семиты; уж я-то знаю, кому отдала бы предпочтение моя фокус-группа!) — решили не искоренять завоеванную шумерскую культуру, но скорее усвоить ее. Гутийско-аккадский период при всей его краткости стал для музыки благотворным. Строились храмы, а, как говорится, где храм, там и трам-пам-пам. В данном случае в моду почти наверняка вошли всякого рода дудки, а также трубы из бычьих рогов, выглядевшие, если судить по изображениям той эпохи, на редкость эффектно и впечатляюще. Особенно с точки зрения быков.

После этого шумеры стали основными участниками представления в жанре «Прийти, увидеть, помереть», поставленного с размахом, который еще очень долгое время оставался непревзойденным. Их покоряли, одолевали, перепокоряли, корячили, побеждали, переперепокоряли, повергали в прах и вновь покоряли многажды — в общем, было на что посмотреть. Мне кажется, я понятно все объяснил. И раз уж я застрял в этом времени, может быть, стоит ненадолго остановиться и вывести на сцену кое-кого из вавилонских царей, и в особенности самого прославленного из них, Хаммурапи.

В голове моей часто и в обстоятельствах самых разных мелькали две мысли — думаю, мне стоит поделиться с вами обеими. Обе относятся к «потусторонности». Понимаете, я нередко думал о том, что если бы такое место и вправду существовало, то прежде всего оно должно было смахивать на автозаправку. Почему — не знаю: просто думал так, и все тут. И представлял себе заметную издали красно-белую вывеску с приятной, пусть и слегка туманной на вид фигуркой-талисманом, немного похожей на фурию, которая ласково манит вас заехать и полюбоваться пластиковым, сильно переоцененным потусторонним интерьером. Я понимаю, что не все, вероятно, представляют себе посмертную жизнь именно так, ну и ладно, доказать мне, что я не прав, вам все равно никогда не удастся, так что можете ПОДАВАТЬ НА МЕНЯ В СУД! А вторая и, что уж тут вилять, куда более важная особенность посмертного существования, неизменно меня поражавшая, состоит в том, что, несмотря на обещанную вечность, я — хоть убейте меня после смерти — не могу понять, как мне удастся найти время, необходимое для того, чтобы обойти всех, с кем мне хочется от души помолоть языком. Что и возвращает меня к Хаммурапи.