Неполная, но окончательная история классической музыки

Печатные издания. Сейчас мы воспринимаем их как нечто само собой разумеющееся. Мы воспринимаем возможность являться на работу с перепачканными черной типографской краской большими пальцами и с глазами, точно у бамбукового медведя из Лондонского зоопарка, как наше неотъемлемое право. Но вообразите, что эти издания сделали с музыкой. Музыка неожиданно стала… доступной.

Она «вышла в свет». Партитуры стали доступными. Доступными стали музыканты и певцы. И новые «веянья моды», коим предстояло возникнуть в такой атмосфере, наверняка столкнулись бы с тем, что все теперь обстоит иначе. Все изменилось. Играй что хочешь.

Так что же стало следующей большой сенсацией?

СЛЕДУЮЩЕЙ БОЛЬШОЙ СЕНСАЦИЕЙ стало освоение греческого и римского стилей и культуры. И не просто стилей, но также форм и особенностей. Кое-кто, все больше интеллектуалы, снова всерьез увлеклись греческой драмой. Однако теперь, поскольку для аккомпанемента имелись под рукой не одни только трещотки и барабаны, музыка начала играть роль куда более важную. А сама музыка? Что ж, музыка опиралась, как это было всегда, на современную ей технику — на инструменты, бывшие, когда греки впервые взяли их в руки, довольно примитивными. В новых постановках греческих драм музыке уделялось гораздо больше внимания — «dramma per musica», «драма на музыку», так это теперь называлось, — и драмы эти стали большими хитами. Там, где поначалу перед вами была просто драма, теперь объявилось нечто совсем иное. По сути дела, требовался лишь человек, которому пришла бы в голову — в нужное время и в нужном месте — такая вот мысль: «Минутку, минутку… а могло бы получиться совсем недурно» — и ХЛОП!

У вас появилась бы ОПЕРА!

Кто же был первым? Кем был тот, кто написал самую первую оперу? Кому предстояло войти в анналы истории бок о бок с человеком в железной маске, с тем, кто впервые сорвал банк в Монте-Карло, и с Ковбоем Мальборо? Кем же был…

Человек, который придумал оперу?

Кем бы он ни был, имени его наверняка предстояло стать притчей во языцех. Самая первая опера. Представьте себя на его месте:

Вы прославились на весь мир.

Вас восхваляют во все будущие времена.

У вас завелся собственный банковский счет.

Люди называют в вашу честь детей.

Вас пускают в бизнес-класс даже без галстука и пиджака.

История никогда вас не забудет.

И как же, в таком случае, получилось, что человеком этим оказался…

…Якопо Пери?

САМАЯ ПЕРВАЯ ИЗ КОГДА-ЛИБО НАПИСАННЫХ ОПЕР (НЕ СЧИТАЯ ЕЩЕ ОДНОЙ)

М-да. Я знаю, что вы думаете. А кто это? — Ред. Вот то-то и оно. Понимаете, весь мир невесть почему решил, будто первая из когда-либо написанных опер — это «Орфей» Монтеверди, что было бы, в общем, и верно, если бы… ну, если бы не было не верно. Дело в том, что «Орфей» Монтеверди, был второй — а то и четвертой — из когда-либо написанных опер. А первой была «Дафна» Пери. Но по какой же причине у Пери все так не заладилось? Ведь это же все равно, что… ну, вот, представьте, Нил Армстронг ступает на поверхность Луны, первым из всех людей, а весь мир решает, что будет чествовать, как героя, База Олдрина[*]. Итак, по какой причине у Пери все так не заладилось?

Похоже, всему виной немыслимая непоследовательность, с которой крутит свое колесо ветреная Фортуна. Конечно, Монтеверди был, по всему судя, композитором более искусным, его сочинение богаче по части и мелодий, и гармонической изобретательности. Так ведь и Пери был более-менее его современником, родившимся в Риме и причислявшимся в свое время к великим композиторам, к тому же он еще и с семьей Медичи дружил. Пери входил также в обойму модных, что называется, сочинителей и при возвращении dramma per musica оказался одним из первых, кто ее, так сказать, встретил. Да, он и некоторые из его друзей-сочинителей немало сделали для ее расцвета. Однако фортуна отдала предпочтение Монтеверди — в том, что касается долговечности. Партитура его «Орфея» уцелела, а партитура «Дафны» Пери — нет. При этом к несправедливости добавилось еще и оскорбление: вторая опера Пери, «Эвридика», была написана за семь лет до первого представления монтевердиевского «Орфея» и является, строго говоря, — поскольку ее-то партитура уцелела тоже и т. д. — первой из опер существующих. Мало того: между Пери и Монтеверди затесался некто Джулио Каччини — и тоже с оперой «Эвридика», причем на тот же текст, что и Пери. И все же, несмотря на все это, новаторский характер оперы Монтеверди по-прежнему заставляет многих говорить о ней сегодня, как о первой из когда-либо написанных «настоящих» опер. Ну что тут можно поделать? Это напоминает мне историю с Эдисоном и телефоном — разнообразные плутни, вследствие коих аппарат, предложенный его соперником, потерпел неудачу.

И все-таки. Что сделано, то сделано: Монтеверди помнят и спустя 450 лет после его рождения, а Пери стал не более чем проходным именем в посвященных классической музыке викторинах. Ну, и не сволочь ли после этого жизнь?