Непонятная война

Сергей Петрович Сивцов, тем делом, уже как два дня гулял вместе со своими сослуживцами в Чернигове. Он даже достал бутылку вина – последнюю реликвию, оставшуюся от знаменитого рода. Кутил весь гарнизон; здесь было все: и пьяные песни с танцами, и шуточные дуэли на консервных ножах, и танцы с девицами из общежития, и громкая стрельба в честь здоровья молодых.

Все это было прервано визитом Остапенко. Не то что бы его никто не звал, просто люди к Сивцову приходили сами. А тут Остапенко, да еще и с такими новостями. Сергей никогда не дружил к Захаренко. Они просто не пересекались – их смены по вылазкам стояли друг за другом, и пока один спал, второй объезжал окрестности в поиске беглецов. Но многие из тех, кто был на гулянье, хорошо общались с Федором. На несколько минут зависла гробовая тишина. Все вспомнили, что где-то там существовали их семьи, такой же неспокойной жизнью, грозящей оборваться в каждую минуту.

Труп Захаренко висел напротив окон его любовницы – Настасьи. Уже позже, пошли слухи, что лишившийся семьи, и впоследствии рассудка, Федор пришел к женщине, но та его выставила, так как занята была другим любовником. На самом же деле, Настасья в тот вечер валялась на своей кровати, мучаясь от боли в почке. Еще до войны, доктора ставили ей различные диагнозы с общим выводам – надо удалять. Но тут случилось то, что случилось, и вот, уже третий год, Настасья гадала, отчего она умрет раньше: от инфильтрата почки или от бомбежки. В этот вечер она твердо решила, что почка победит в этом соперничестве. Возможно, Захаренко и заходил к ней в эту ночь, и даже стоял и стучал в ее двери, но, умирающая в агонии внутренней боли, Настасья ничего не слышала.

Именно она и нашла тело своего любовника. Проснувшись в четыре утра, женщина краем глаза увидела в окне лицо Федора. Все бы ничего – но окно Настасьи находилось в полутора метрах от земли, и при всем желании, Захаренко бы не смог смотреть на нее. Подойдя ближе, он увидела, что любовник не стоит, а парит в воздухе, а ветка цветущего каштана изогнута дугой от веса его тела. По всему общежитию пронесся оглушительный крик. Все, кто был в тот момент в комнатах (а их было немного, большинство обитательниц этого здания находились у Сивцова), выбежали в коридор. Среди женских фигур была и одна мужская – генерала Остапенко. Он приказал всем сохранять спокойствие, но сам не смог утихомирить свою верхнюю губу, двигающуюся, словно подвязанную на рыбацкую леску.

Прошло еще несколько минут, и вокруг трупа на улице уже собралась толпа зевак. Рядом с повешенным они нашли бутылку самогонки и несколько фотографий, сделанных, по-видимому, еще в двухтысячном. Там была запечатлена молодая Надежда, в обнимку с Захаренко. Фотографий детей у него не было, как не было их и у большинства собравшихся. Никто из них и не думал, что все те цифровые технологии, пришедшие в 2008, станут абсолютно бесполезными в 2020.

Самоубийства были не новостью в черниговской части. Месяца за два до Захаренко застрелился бывший командующий части Смольников, на место которого и прислали Остапенко. Он не выдержал первого настоящего боя, который был на этой относительно спокойной земле.

Смольников – великолепный стратег военного дела, мог за минуту придумать победоносную схему наступления с наименьшими потерями. Еще в мирное время, он был одним из лучших мозгов генштаба, и, поэтому, начальство, не опасаясь, послало его защищать границу. В реальной же жизни толку от него не было никакого. При первой же бомбежке, Смольников понял, что здесь не игрушечные модели масштабом сто к одному, а настоящие танки и артиллерийки. В суматохе их не то чтобы выставить тактически правильно не представлялась возможным, а даже порой и попросту посчитать. Все настолько происходило быстро, что один и тот же человек мог за пару часов оказаться в списке мертвых, затем воскреснуть, и в итоге приехать в настолько разобранном состоянии, что хоронить приходилось по принципу «две ноги, две руки – человек». Кому принадлежали руки и ноги – скроют страницы истории. Смольников приучал себя к ночным бомбежкам, порой, он даже выходил на улицу, во время их. Но страх, тот, что всегда охватывает студента с базой теоретических знаний перед бытовой практикой, не покидал его.

Когда в мае этого года на Чернигов обрушилась серия воздушных бомб, и с вертолетов прошел пулеметный дождь по мирным поселениям, Смольников не выдержал. Он взял пистолет, подаренный ему за отличное окончание военного университета, и разрядил его себе в висок. Лужа крови была настолько большой, что в штабе, где он совершил свое убийство, прогнил пол. Возможно, это стало одной из причин противления Остапенко расположиться на месте предшествующего начальника.