Непонятные

Улбосын охватила ревность, какой не знала она уже многие годы. «Гулзиба и умна, и красива; еще не законная жена, а мой старый дурак уже разума из-за нее лишился! Что же будет после? Она из него веревки будет вить, приберет все наше богатство. Настанет момент, она шепнет Сержанбаю: «Твоя-де старшая жена мешает мне, надоела», — и он тут же, не успею я глазом моргнуть, вышвырнет меня из дома, как приблудную собаку!.. Как же это я проглядела все, как же не почуяла вовремя несчастья?»

Думы, печали, ревность, злоба одолевали, переполняли Улбосын. Она искала им выход, хотела сбросить с себя их гнетущее бремя, но как, какой найти выход?.. И тут ноги, будто сами, понесли ее к сундуку; она открыла крышку, пошарила рукой по дну, в уголке… «На месте, слава аллаху! Настал день, когда он может сгодиться!» Улбосын давно хранила в сундуке яд. «Только кому из них?..»

Порог юрты переступила Гулзиба. Из нее будто выжали все жизненные соки. В лице не осталось ни кровинки. Злоба вспыхнула в Улбосын с новой силой:

— Ух, змея! Вползла в мой дом и теперь заришься на самое почетное место?

Девушка опустилась на колени, прямо у двери:

— Тетушка Улбосын, не гневайтесь напрасно! Лучше дайте мне, сироте, никому не нужной, никем не любимой, совет!

— Как половчее занять мое место? Да! И ты еще смеешь просить у меня совет?

— Да нет же, нет! — простонала Гулзиба. — Я совсем о другом…

Бледная как полотно, Улбосын сверлила соперницу ненавидящим взглядом.

12

Главный военачальник встретил Ерназара радушно, сам нацепил на него нукерское оружие, что было знаком особого расположения.

— Поздравляю, теперь ты ханский нукер! Держись за меня, будь мне верным другом. Таких лихих молод-цев я в обиду не даю! Я самый преданный хану человек — и близкий! Если он прогонит от себя прощелыгу — главного визиря, посмотрим тогда, кто займет этот пост… Есть, правда, у меня один соперник, младший военачальник Махмуднияз! День и ночь строит против меня козни, да я ухо держу востро… Я определю тебя к Махмудниязу. Можешь не надрываться особенно на службе! Но… но есть у меня деликатное поручение! Его изволь выполнять четко. Присматривай за своим начальником и докладывай мне — лично мне! — о его действиях, если они покажутся тебе подозрительными или опасными для меня… За мной не пропадет — ты еще будешь военачальником, хотя бы вместо того же Мах-муднияза.

Когда главный визирь увидел Ерназара впервые в форме нукера, он ударил в ладоши и медоточивым голосом проворковал:

— Алакоз-палван, а форма тебе, оказывается, очень к лицу, очень! Напрасно ты так долго упирался… Хорош, хорош! И хану ты пришелся по душе! Он даже к пожеланию твоему прислушался — дал турецкому ахуну звание ишана и отправил наиглавнейшим иша-ном в твои степи. Ахун наладит у вас дела, мектебы откроет, а то и медресе. Он там всех вас сделает грамотными да учеными…

— Нелегко ему придется в нашей глуши, среди темных каракалпаков, — невозмутимо ответил Ерназар. — Ахун привык к большому городу, к дворцу, к обществу таких людей, как вы… Ему у нас будет скучно.

— Он сам попросился. Потому что, говорит, каракалпаки нуждаются в попечении и заботе! Вот так-то!

Ерназар не стал пререкаться с главным визирем, поносить «отца-попечителя» каракалпаков. Он ясно понимал, что приверженец инглисов неспроста взял на себя эту заботу: близка земля каракалпаков к русским границам…

…Началась служба Ерназара в Хиве. Махмуднияз, человек грубоватый и неприветливый, был его сверстником, но казался значительно старше из-за своего вечно угрюмого вида. Ходил он тяжело, медленно, будто ноги у него были из камня. Он присматривался к Ерназару настороженно, следил за ним, не придирался попусту, но и не доверял. Однако постепенно стал выделять из числа остальных подчиненных. Настал день, когда он повел откровенные речи.

— Я готов создать для тебя условия, каких нет у других моих нукеров. Во-первых, тебя лично знает хан; во-вторых, я приглядывался к тебе все это время, и ты мне понравился; в-третьих, ты, по-моему, обладаешь какими-то чарами: ведь хан освободил из плена всех русских, хотя ты просил лишь об одном… Я не буду на тебя доносить хану или главному военачальнику, как это водится во дворце, — все здесь льют друг на друга помои… Я хочу верить тебе, как брату! Ты вроде надежный джигит…

— Человеку, который верит в меня, как в брата, я должен платить тем же.

— Сегодня у меня был важный разговор с главным визирем. Они с моим начальником что огонь и вода… Он сообщил мне по секрету, что хан не жалует главного военачальника. В обмен за помощь, за услуги обещал должность главного военачальника мне… Понял, в обмен!.. Не думай, что я какой-то мелкий интриган! Но я терпеть не могу своего начальника Он невежда и глупец, притом злобный! Своих подчиненных он и за людей-то не считает, так, букашки они для него мелкие. Он и к черношаночникам относится так же!

Наша с тобой задача — всячески вредить ему, порочить его в глазах хана и главного визиря Как — я буду тебе подсказывать! Я тебя тоже возвеличу, коли сам поднимусь!..