Непонятый «Евгений Онегин»

В. А. Недзвецкий хорошо вписывает пушкинский роман в литературный процесс, показывая, что «Онегин» наследует не прозаической, а поэтической традиции. Опыт мировой литературы убеждает, что «художественное прозаическое слово, в том числе романное, не предшествует стихотворной художественной речи, но зарождается в ее лоне, на основе уже содержащихся в ней разнородных семантических потенций и тенденций»[153]. Еще скромнее опыт прозаической художественной русской литературы. «Предшествовавший „Онегину“ прозаический русский роман (А. Измайлов, Б. Т. Нарежный)… не удовлетворял собственно эстетическим требованиям, так как его авторы, в своей основе просветители и рационалисты, видели в нем прежде всего „нравоучение“, а не явление словесного искусства. В то же время русская поэтическая речь насчитывала ко времени „Онегина“ столетие своего развития, была многожанровой и разностилевой. Это давало ей возможность преобразовывать ее с учетом тех изобразительно-выразительных задач, которые диктовались и новизной главных лиц пушкинского произведения…, и обыкновенно-прозаическим характером действительности в целом» (с. 6).

Исследователь видит сложность рассматриваемого явления («…„Евгений Онегин“, написанный не в прозе, но в стихах, оказался своеобразным жанровым оксюмороном…»), но делает и четкий вывод: «Быть может, „Онегин“ вообще не роман, но, как полагали некоторые исследователи, некий лиро-эпический гибрид? Однако в нем есть по меньшей мере три силы, образующие именно роман, а не эпическую или лирическую поэму: его центральные персонажи — Онегин и Татьяна, предмет изображения и характер действия» (с. 3). Жанровое определение пушкинского произведения я разделяю; к суждениям о героях еще придется вернуться.

Теперь мы обратимся к наиболее динамичным компонентам произведения.

«Пора пришла, она влюбилась»

Психологизм изображения героев, при обычной для Пушкина скупости использования приемов и красок, с самого начала на самом высоком уровне.

История их любви — наилучший материал, чтобы судить о характере этого психологизма. Мнения исследователей на редкость противоречивы. Причина разнобоя объясняется несовершенством методологии. Как можно приходить к противоположным суждениям, опираясь на один и тот же текст произведения? Такое случается, если факты берутся выборочно и приносятся в жертву концепции, подминаются ею. Полностью исключить субъективный элемент восприятия невозможно; ограничить, подчинить его установке на объективность необходимо. Для этого требуется брать факты не избирательно, но в их совокупности, более того — во взаимодействии. Особое значение приобретает анализ и оценка альтернатив.

Можно ли анализировать такое тонкое чувство, как любовь? Попытаюсь заняться этим деликатным делом, хотя понимаю его рискованность, памятуя иронию Белинского: «Во-первых, вопрос, почему влюбился, или почему не влюбился, или почему в то время не влюбился, — такой вопрос мы считаем немного слишком диктаторским… Кто в любви отвергает элемент чисто непосредственный, влечение инстинктуальное, невольное, прихоть сердца… тот не понимает любви. Если б выбор в любви решался только волею и разумом, тогда любовь не была бы чувством и страстью» (VII, 460). Полностью принимая это рассуждение, все-таки оставляю проблему: в любви человек проявляет свой характер, свою натуру; мы получаем возможность не только уточнить, но и проверить сложившиеся представления о герое.

В возникновении чувства в героине очень силен книжный источник. «Ей рано нравились романы; / Они ей заменяли всё…»

Давно ее воображенье,
Сгорая негой и тоской,
Алкало пищи роковой;
Давно сердечное томленье
Теснило ей младую грудь;
Душа ждала… кого-нибудь…

Об отчетливом книжном оттенке чувства Татьяны строго писал Л. С. Выготский: «…Любовь Татьяны везде изображена как воображаемая любовь, везде подчеркнуто, что она любит не Онегина, а какого-то героя романа, которого она представила на его месте… Пушкин ведет прямую линию к указанию на вымышленный, мечтательный, воображаемый характер ее любви. В сущности, по смыслу романа Татьяна не любит Онегина, или, вернее сказать, любит не Онегина; в романе говорится, что раньше пошли толки о том, что она выйдет замуж за Онегина, она тайком слышала их… Онегин был только тем кем-нибудь, которого ждало воображение Татьяны, и дальше развитие ее любви протекает исключительно в воображении…»[154].

Есть очень большая правда в этом наблюдении, однако полезно вовремя остановиться; иначе начнется полет уже собственного воображения. Любовь Татьяны остается двойственной по своему побуждению. Книжный ее источник сомнению не подлежит; соглашаюсь с Л. С. Выготским, что само наличие книжности в чувстве Татьяны является одной из причин «катастрофы» этой любви.