Непоправимость волос

Нет сложенных крыльев. Реквием и мечта. Мне пять лет. Я роюсь в тряпье вместе с другими оборванцами. Нахожу яркий женский платок, которым можно укутать мое тело. Греюсь в его ткани. Меня подобрали на дороге, затащили на какой-то обоз. Рядом с на удивление сочной и свежей молодицей посадили меня, ищущего родителей пятилетнего ребенка. В ее руках бутылка со святой водой. Мои детские глаза просят о капле живительной влаги. Ее надменный, но умиротворенный взгляд в мои глаза определяет мои желания. Она подносит горлышко бутылки к моим губам, уже с нетерпением ожидавших наступления момента попадания жидкости внутрь. Вода была сладкой, как молоко с медом. Меня бросало в жар, когда ладони молодой женщины, поившей меня водой, прикасались ко мне. Хотелось уткнуться в грудь ее лицом и не расставаться с ней. Говорить ей, что я ищу маму, и, может быть, ей удастся вспомнить, что именно я был ее памятью, которую она потеряла после очередной контузии. И ей удастся меня убедить в том, что именно она была ею, моей матерью, которая именно тогда, падая на груду трупов, теряла слух и память, и мои просьбы не покидать меня, когда она выкрикивала, будто прощаясь со мной навсегда, мое имя. Она принялась укутывать меня, почувствовав, что я горю, уложила среди мешков с зерном и лохмотьями старой одежды, растирала щеки мои, прижималась к моему лицу всем своим телом. Обнимала меня, просила покрыться испариной. Я читал на ее лице любовь ко мне, ее неузнанному сыну, со своими сокровищами в душе, которые хранятся лишь для нее, мамы моей. А в ее тепле я чувствовал приближение волнительного и зыбкого ощущения возрождения моего естества. Как будто я находил нечто большее, чем мать. Но еще неизвестным для меня оставалось, где находился мой отец, жив ли он, пощадили ли его военизированные части противника, сопротивлялся ли он? Знал ли он мою маму, так неожиданно потерявшую меня, как память, потерявшуюся во мне, нашедшем ее, не знавшую, и до сих пор еще не знающую, кем она является для меня. Обоз то и дело останавливался в каких-то зарослях, пережидая бомбардировки. Я все сильнее прижимался к моей маме, она укрывала меня теплом своего тела, своего голоса, искаженного непосильными ранениями, издававшего слишком часто отчаянные крики боли и ужаса. Я жалел ее, лихорадочно перебирая в памяти моменты, когда нам было всем вместе спокойно, когда наша семья была счастлива. Мне хотелось говорить: ничего, мамочка, все обойдется. Но слова превращались в нераспознаваемое бормотание, в скрежет зубов. В невольное слезовыделение. И лишаясь голоса, я лишь крепче впивался в руки матери моей, как будто я уже все сказал, и осталось всего лишь прочувствовать все до конца, все частички чувств, заложенных в моих словах. Ведь я был человеком, из плоти и крови, материнской. Были ли минуты, когда я терял свою уверенность в своем человеческом происхождении? Лишь близость лишних звуков, навещавших меня сезонами ночных кошмаров, нарушали мой покой и обрекали поиск на тщетную игру воображения, инициированного не человеческой природой… Я становился монстром!

Я опять ждал тебя слишком долго. Вновь пришлось связываться с начальниками пограничных застав, чтобы узнать, не пересекала ли ты границу. Но ты спряталась в зарослях неизвестной мне нейтральной территории… Или все мировое сообщество признало тебя представителем низшей расы, и тебя вычеркнули из списков проживающих на Земле людей?..

Так значит, ты ждал меня, и мне следовало все-таки пуститься в путь… Я вижу, как ты нервничаешь, смотришь на часы каждые пять секунд. Я играю с тобой в опоздание. Я испытываю твое терпение. Ты не человек для меня, а только особь, заинтересованная в продолжении своего рода. Тебя нет для меня. Я потеряю стыд, отдаваясь едва знакомым археологам и альпинистам, но я не приемлю твоей жажды, преследующей мое тело. Мое тело… Неужели я нужна тебе для совершенствования твоего внутреннего мира, духовного начала твоего? Все свершится на следующее утро. Ты встретишь меня, сияющую и волнующуюся, радостную оттого, что ты дождался меня, искал и переживал. Но потом будет ночь, твоя ночная смена, твой дом с привидениями. На следующее утро. Если я проснусь, если я усну.

Тебе все еще пять лет. Ты уже нашел свою мать, и теперь с улыбкой встречаешь ее в доме, в котором пока что еще не хватает твоего отца. (Я никогда не стану твоей, пока он не появится у тебя…) Ты прячешь свои глаза, разбив чайную чашку, ты тянешься ручками к маме, чтобы она тебя пожалела и не наказывала тебя. Тебе еще пять, а ты уже начинаешь расстраиваться из-за слишком тугих клубков вен на твоих ногах. Ты уже предчувствуешь ряд серьезных операций, которые не позволят тебе видеть меня, которые заставят тебя скучать и бредить из-за невозможности видеть меня. А я еще не могу представить себя твоей медсестрой, хоть ты и стараешься придумать мне наиболее яркую роль, таинственную и романтичную. Тебе еще пять лет, но твоя борода уже вырастает до колен, и мать не успевает отстригать ее.