Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие

Вот эта женщина, похожая на чью-то нелюбимую престарелую тетушку. Вон тот парень, который наверняка был строителем и каждый вечер приговаривал по двенадцать банок пива. И еще та девица, которую на выпускном признали самой вероятной кандидаткой в стриптизерши. Все — атависты. Лица их будто спрашивали: «Что я делаю, куда я иду, почему я живу эту жизнь?», а над головами у них с тем же успехом могли плясать огненные языки.

Я и сама задавалась большинством этих вопросов, но вот шли все без исключения атависты, похоже, на северо-запад, в сторону гор. Их единодушие в этом плане говорило… о многом.

Что-то вот-вот должно было случиться.

Ну что ж — шевелите помидорами, ребята. Не останавливайтесь. А то я раньше трахалась с человеком, который хочет вас всех поубивать.

Когда я вернулась к нему, Аттиле пришлось открывать мне дверь изнутри, потому что, хоть я так и не сняла ключ с брелка — это чтобы мне было удобнее тебя бить, Эви, — к замку он больше не подходил. Конечно, Аттила хотел, чтобы я вернулась, просто обеспечить свою безопасность ему хотелось сильнее.

Это сюрреалистичный момент — когда ты возвращаешься туда, где когда-то жила. Чем дольше тебя не было, тем мощнее барьер, сотканный из твоего отсутствия. Аттила ничего не изменил в своей большой просторной квартире над цветочным магазином, и каждая часть ее презирала меня за бегство точно так же, как и он сам.

Аттила встретил меня наверху лестницы. В глубине комнаты, там, где мебель, сидели его гости. Мужика с бритой головой и черной бородой я туманно припоминала. Туманно — потому что каждый раз, когда мы встречались, у меня были затуманены мозги. Перед моим внутренним взором возникла Эви, повисшая у него на плече и шурующая языком в ухе. Старик… его я не помнила совсем. Он был похож на дедушку мечты, оказавшегося извращенцем, который носил одно лицо при твоих родителях и совершенно другое — когда вы оставались наедине.

Господи, какие холодные у него, наверное, были руки.

Таннера видно не было, но ведь дом был большим.

— Ты мудак, — сказала я Аттиле. — Я и так это знала, просто не понимала какой.

— Могла бы спросить. Я бы тебе рассказал.

В его присутствии я раздваивалась. Глядя на него впервые за восемь месяцев, я ощущала это очень четко. Он не утратил способности кружить мне голову. Оказаться так близко к нему означало вспомнить, как он умел меня сокрушить, задавить, ошеломить, подвести к самой границе боли. Его грубо высеченное лицо было лицом хищника. Каждая прядь длинных черных волос становилась плетью, хлеставшей мою кожу, когда он овладевал мной. До того, что скрывалось в глубине его глаз, невозможно было добраться, и не исключено, что это привлекало меня не меньше всего остального, ведь это значило, что мне не нужно и пытаться.

— Никаких дел, никаких разговоров не будет, пока я не увижу брата и не удостоверюсь, что с ним все в порядке.

На словах я была увереннее, чем на самом деле. Это давалось мне легко, ведь я знала, что прямого вреда Аттила мне не причинит — только опосредованный.

— Вас должно было быть две, а пришла ты одна. Где Эви?

Я достала ее телефон и продемонстрировала Аттиле последние тринадцать секунд жизни Эви. Звук я выкрутила до упора заранее. В ее отчаянных давящихся хрипах было что-то такое, из-за чего, проходя сквозь дерьмовый маленький динамик, они звучали особенно мучительно.

Аттила даже не вздрогнул, он только пялился на экран. Сначала на видео, а когда оно кончилось — на превьюшный кадр. Прежде мне не удавалось добиться от него слов «Твою мать», не говоря уже о том, чтобы сделать это два раза подряд, так что это для меня была огромная победа.

Бородач вскочил, уставившись на нас. Он пару раз выкрикнул имя Аттилы, а дедуля-извращенец смотрел то на нас, то на него с довольной улыбочкой: «О-о-о, это будет прекрасно».

— Где Эви? — Голос бородача звенел от напряжения. — Что на телефоне? Что на этом ебаном телефоне?

Аттила заглянул мне в глаза и прошептал:

— Это сделала ты?

Только посмотрите на него — мистер Когнитивный Диссонанс, разрывающийся между гордостью за мою инициативность и недовольством проблемой, от которой я таким образом избавилась. Ну и как же ты разрешишь этот внутренний конфликт?

— Ты разве не помнишь? Как-то раз ты задал мне вопрос. Если бы я должна была кого-нибудь убить, чтобы воплотить свой полный потенциал, сделала бы я это?

— Давай-ка не будем вырывать слова из контекста.

— Ах, значит, теперь ты решил, что ответ тебе не нравится? Может, стоило тогда сформулировать вопрос так, чтобы он не допускал ненужных трактовок?

Бородач медленно приближался. Он тоже разрывался на части. Он ненавидел меня, но боялся Аттилу. Он знал, что было записано на телефоне. Он знал, что это были за звуки. Готова поспорить, он слышал такие раньше. Готова поспорить, он наслаждался ими как наградой за хорошо сделанную работу.

Аттила поднял руку, останавливая его.

— Грегор? Стой.

Точно, Грегор. Увидев, как он подчинился, я не сдержалась:

— Хороший песик.