Непорочность

Но теперь появилась она, Мэри Фрэнсис Мерфи, заложница с поразительной силой духа. Уэбб зажал в руке ее талисман и, подошел к кровати. Он чувствовал, как медальон жжет ему ладонь, знал, что этот огонек никогда не погаснет.

На золоте были выгравированы символы, но Уэбб видел только одну кроваво-красную розу, единственное алое пятно на фоне арктического льда и снега. Роза, цветущая зимой. Символ Святом Риты Каскерийской.

В свое время Уэбб интересовался историей этой святой, покровительницы труднейшего и невозможного. Рита была достойна канонизации, но он сейчас думал не о ней, а о Мэри Фрэнсис Мерфи. Уэбб с трудом допускал, что может отыскаться нечто такое, с чем не справилась бы Мэри Фрэнсис. Ее физических и духовных сил хватило бы на десятерых, и все же были ситуации, где она была беспомощна.

Ее лицо в обрамлении черных волос поражало бледностью и было похоже на камею. Золотистые веснушки околдовали бы сердце любого злодея, но в душу Уэбба запали ее нежные, припухшие губы. Они по корили его с первой встречи. Губы и взгляд, от которого было не возможно оторваться.

Он без труда представлял Мэри Фрэнсис поющей гимн высоким, чистым, чуть дрожащим голосом, подобно его сестре, глядящей в лицо ненависти и смерти и побеждающей их своим несгибаемым мужеством. Да, она способна на это.

Уэбб опустился на кровать рядом с ней, отбросил с ее лба темные шелковистые пряди, ощутил прохладу ее кожи. Несколько волосков зацепились за ресницы, он освободил их и подумал, как прекрасна и беззащитна она была, когда они занимались любовью, как вся страсть ушла на последнюю вспышку.

Он приподнял ее, чтобы надеть на шею медальон. Застегнув цепочку и поправив кулон, наконец-то вернувшийся на привычное место, Уэбб приложил пальцы к ее губам. Сердце его защемило.

Она – роза. Он – зима.

Любовь ее святой покровительницы могла заставить цветок расцвести в жесточайший холод. Но не эту нежнейшую розу. Ничто не переживет такой стужи. Она пронизывает насквозь все живое.

Однажды Уэбб спросил себя, какое извращение чувств заставляет человека делать больно тем, кого он любит? Почему человек стремится растоптать невинность, а не защитить ее? Ответ – в Мэри Фрэнсис.

Уэбб не смог бы жить, если бы не встретил ее, но теперь не мог жить в ладу с собой, потому что встретил ее. Кто-то однажды сказал, что непорочность – цена, – которую мы платим за все, что стремимся иметь. Неправда. Есть вещи, стбящие много дороже.

Не надо было заниматься с ней любовью. Напрасно он лишил ее девственности. Теперь придется платить за это. Он уже начал платить. Гримаса скривила его лицо, накатила невыносимая боль, но Уэбб понимал, что не мог поступить иначе тогда, много лет назад.

Он всегда верил, что остался жив только по одной причине, – он должен был найти смысл в бессмысленном убийстве своей семьи. Это его долг. Другие не смогли бы примириться с тем, что он сделал, он же не мог примириться ни с чем иным.

Солнце уже не било в глаза, но все равно что-то слепило глаза, что-то очень похожее на горячие слезы.

– Отдыхай, Ирландка, – сипло проговорил он, глядя в ее безмятежное лицо сквозь завесу этой новой агонии. – Осталось недолго.

* * *

Мэри Фрэнсис очнулась к концу ночи. И сразу все вспомнила. Она понимала, что сделал Уэбб, но не могла пошевелиться: не было сил даже открыть глаза. Он пытался убить ее, так же как однажды она едва не убила его. Только он сделал укол, чтобы она уж точно не выжила.

Боль пронзила ее. С таким же успехом он мог воткнуть нож ей в сердце. Он сказал, что любит. Мэри Фрэнсис чувствовала руки Уэбба, когда он надевал на нее медальон, слышала его неясное «прощай». Зачем он так замысловато лишил ее девственности, если конечной целью было лишить ее жизни? Яд, должно быть, уже попал в кровь, она медленно умирает. Неужели он исчадие ада? Можно ли быть воплощением такого безграничного зла?

«Да, он – Синяя Борода», – подумала Мэри Фрэнсис. Он воспользовался ею, чтобы заманить в ловушку Кордеса, а потом привез сюда, чтобы убить. Дневник подтверждает, что он соблазнил ее сестру и, несомненно, тоже убил, а возможно, и с другими девушками из агентства поступил так же. Такой холодный расчет не укладывался в голове Мэри Фрэнсис. Не предупреди ее Африка, она вообще бы не поверила в такой ужас.

Она никогда не разгадает загадку Африки, не узнает, могла ли отгадка спасти ее, но правду об Уэббе Кальдероне ей необходимо знать. Она просто не может умереть прежде, чем найдет ответы.

Мэри Фрэнсис потребовалось невероятное усилие воли, чтобы попробовать пошевелить рукой. От этого усилия по всему телу разлилась ужасная боль, лоб покрылся испариной. Однако рука поднялась, а потом и нога. Веки будто налились свинцом. Она с большим трудом приоткрыла глаза и увидела, что ночь уже на исходе. Комнату медленно заливал розовый предрассветный свет. Мэри Фрэнсис потеряла чувство времени, возможно, она лежала так уже не один день.