Непоседа, Мякиш и Нетак

— А на кулебяку пробовали? — осенило папу, и он вытащил из машины рюкзак с пирогами, приготовленными для Пети.

Петя зашевелился в кустах.

— Уй, мои пироги! — сказал он вслух и почувствовал страшный голод.

А папа уже бегал с рюкзаком вокруг рыбака и, расхваливая пироги, приговаривал:

— Покрошить, покрошить надо! Чудесная приманка, на нее не то что плотичка — золотая рыба пойдет!…

— Тс-с-с! — прошипел рыбак и поднялся. — Вы мне всю рыбу распугали!

— Ах, нервы! — сказал папа. — Нервы, знаете ли, разгулялись. Сам профессор Щукин прописал мне рыбную ловлю для успокоения нервов… Профессора Щукина знаете?

— Как не знать! — ответил рыбак. — Мы с ним тут вчера весь день лечились, все нервы истрепали.

— Эх, удочку бы мне! — жалобно протянул папа. — Хотя бы одну…

— Берите любую, — сказал рыбак. — Все равно ловли никакой. Пойду-ка я пониже — может, там повезет…

— Повезет, непременно повезет! — обрадовался папа и, сбросив пиджак и шляпу прямо на землю, вперил глаза в поплавок.

Старичок рыболов свернул две удочки и, лукаво посмотрев на папу, замурлыкал свою песенку:

Только удочку заброшу —
Клюнет старая галоша,
А другой разок закину —
Клюнет бывшая корзина…

Спел и ушел вдоль реки, вниз по течению.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Косяк золотых лещей. Папа объявляет бунт…

— Вот это номер! — сказал Непоседа. — Что теперь будем делать? Если попадемся ему на глаза — все провалится.

— Теперь ему не до нас, — сказал Петя. — Он не уйдет отсюда, пока не выудит хоть одну рыбешку. Уж я-то его знаю.

— Так ведь здесь ничего не ловится — рыбы нет, — сказал Непоседа.

— А это что? — пропищал вдруг Мякиш.

— Где?

И Мякиш показал на рыбьи хвосты, торчавшие из кармана папиного плаща.

Непоседа аж запрыгал от чудесной догадки.

— У меня идея, — сказал он и пополз по-пластунски к машине.

Папа сидел на берегу, жевал Петины пироги и бросал остатки в воду. Этим он только пугал лягушек, которые прыгали с кувшинок и зря качали поплавок.

Солнце желтком разлилось по папиной лысине, согрело ее, а рыба все не клевала. Наконец папа начал сам клевать носом, и над рекой поплыл нежный с пересвистами храп.

Непоседа вернулся, с трудом волоча пакет с копчеными лещами.

— Вон сколько! — вздохнул он, утирая пот. — И все золотые! Такой будет улов!…

Но никто не догадывался, что собирается делать с лещами Непоседа.

— Тебе придется мне помочь, — сказал он Нетаку, а затем что-то долго шептал ему на ухо.

— Самый правильный способ! — ответил Нетак и, взяв одну рыбину, поспешил к воде.

Деревянный Нетак воды не боялся, утонуть он не мог, а с тяжелым копченым лещем ему и нырять было нетрудно.

Буль-буль-буль!… — запела вода и поглотила ныряльщика.

Ровно через секунду поплавок папиной удочки вздрогнул, заерзал — и нырнул. Леска натянулась, как струна, удилище согнулось и легло плашмя на воду. Папа проснулся, вскочил, влез в ботинках в воду и, схватив двумя руками удилище, вытащил его из воды. Бамбук свистнул в воздухе, леса выдернулась, и над рекой заблестел золотой лещ.

— Тю-тю-тю! — запел папа и, не разглядывая добычу, снова наживил крючок куском пирога.

Папа дрожал как в лихорадке. Забросив удочку, он начал нетерпеливо переступать с нога на ногу, приговаривая:

— Нервы… ах, нервы!…

Буль! — сказал поплавок и снова утонул.

Папа вскрикнул и выдернул нового леща.

— Э, да тут их целый косяк!

Он вытащил подряд пять лещей! Потом косяк, видимо, кончился, и клев прекратился. Только теперь папа рассмотрел свою добычу. Он стал как вкопанный, и глаза его полезли на лоб.

— Что это значит? — Папа побледнел и выронил из рук удочку. — Копченые лещи в реке?! Да это же чудо!… Все рыбаки просто лопнут от зависти!… Нет-нет, это, наверное, нервы!… Скорей к профессору Лещукину… то есть Щуликину… то есть Щукину…

Папа направился к машине, но вдруг рядом раздался хохот. Это смеялся Петя, выглядывая из кустов.

— Петя, ты? — спросил папа, и подбородок его задрожал. — Что ты здесь делаешь?

— Иду в пионерский лагерь.

— Какой лагерь? — переспросил папа. — Ах, лагерь!… Сейчас же домой!

— Не пойду! — сказал Петя.

— Не пойдешь? — и папа вдруг радостно выкатил глаза. — А ты, пожалуй, прав! Скажу больше — молодец! — И тут он принял грозную позу и начал ораторствовать: — Ты должен быть в лагере — так хочу я, твой отец!… И пусть мама мне не указывает! Моя фамилия Мамин, но я вовсе не мамин, а свой! Я сам свой собственный папа, то есть папа своего сына! Я — старший в доме, я — глава семьи… А если мама по фамилии Папина, то она вовсе еще и не папа, а моя мама, то есть моя жена!… Довольно я с ней намамился… то есть намаялся… Теперь все пойдет по-другому, да!…

Петя не верил своим ушам — стоял разинув рот и дивился папиной храбрости. «Ну и достанется ему от мамы!» — подумал он.

Но папа, видимо, окончательно взбунтовался против мамы. Он бегал по берегу, разбрасывая ногами комки глины и спотыкаясь о коряги.

Он так увлекся своим ораторством, что не заметил, как снова в ботинках вошел в воду и изрядно подмочил брюки.