Непостижимая концепция (антология)

– И ладно. Что ты можешь понимать? Да и мы, если честно, уже переставали удивляться. Боялись – да, но удивляться… И как раз на следующий день после кремации Эпштейн, Маренко и Силин отправились туда, за Линию… Уже в биокостюмах, как космонавты. Пять часов за Линией. Когда стали возвращаться, их мобиль занесло… или не справились с управлением, в общем, ударились, перевернулись, Маренко получил ранение, и Эпштейн с Силиным потащили его на руках. Они так сообщили по радио. Мы их ждали, Карина хотела ехать навстречу, но я запретил. Идти им было недалеко, Маренко только сломал ногу. И порвал костюм, понимаешь? Это потом мы перестали обращать внимание на биологическую угрозу, а сразу после кремации того, что осталось от наших биологов… Я потребовал, чтобы они остановились и поставили палатку для Маренко. Мы бы провели исследование, подумал я тогда, и если бы нашли заразу… Сейчас я понимаю, что ничего бы мы не обнаружили, раз уж даже Марта и Ринат… Я приказал остановиться, но они не выполнили приказ. Я повторил, но они шли и шли. Оставалось всего метров пятьсот, когда я задействовал пулеметы на вышках. Вначале – предупредительная очередь. По инструкции – пять пуль в десяти метрах перед целью. Они не остановились. Я орал в микрофон. Я орал во внешние динамики – они продолжали идти, переговариваясь друг с другом. Они словно не слышали меня и не видели фонтанов земли, поднятых пулями прямо перед ними. Силин успокаивал Маренко, Эпштейн говорил о том, что вот сейчас они придут на станцию, примут душ… Пулеметы дали еще очередь – в четыре ствола, фонтаны взметнулись выше голов, а они продолжали идти… Маренко что-то начал напевать. Детскую песенку какую-то. Что я должен был подумать? Что это шутка их «балалаек»? Что они и в самом деле не видят ничего опасного и не слышат моих приказов? Мы все стояли перед пультом молча, даже Карина – сердобольная Карина – перестала уговаривать меня впустить их на станцию. Я сам – сам – дал приказ пулемету с северной вышки перейти на поражение. Установил маркер на Силина – он был справа. Одиночным. Царев торопливо убрал увеличение картинки, остались только три небольших силуэта на пределе видимости. Выстрел – одна фигурка исчезла. А две других – продолжили движение. Как будто ничего не случилось. Как будто не отшвырнула одного из них смерть ударом в грудь. И даже Маренко, которого только что почти несли, дальше двигался свободно, ступая на сломанную ногу. Что бы ты сделал на моем месте? Да любой бы на моем месте принял такое же решение. Ударили все четыре ствола с вышек. Люди упали. У Маренко пулей оторвало руку, Эпштейна почти перервало пополам. Они упали, Карина заскулила, прикусив губу. Мы ведь могли ошибаться. Мы к тому моменту уже понимали, что на самом деле то, что нам показывают приборы, и то, что происходит на самом деле, – необязательно одно и то же… А вдруг наше оборудование сошло с ума? Вдруг на самом деле все трое замерли после моей команды, а мы этого не увидели? Что тогда? Мы убили своих товарищей? Просто убили, потому что так решили вышедшие из подчинения сканеры и камеры? Мы стояли в ужасе, глядя на экран. Целых пять минут никто не сказал ни слова, а потом… Потом встал Силин. Встал и пошел к станции. Встали Маренко и Эпштейн. И тоже пошли к станции. Карина вскрикнула, Царев увеличил изображение на экране. Они не могли идти. С такими ранениями – не могли. Они были мертвы, но шли… Я снова открыл огонь. И они снова упали. Пули рвали их в клочья, швырнули на землю… Но через пять минут – я опять засек время – они поднялись… попытались подняться… стали ползти… Я стрелял еще дважды, пока они не потеряли способность двигаться. Там просто нечему было двигаться. Все живые молча разошлись по своим местам, не знаю, что они думали, о чем думал каждый из них, но мне в голову пришел один вопрос. Простой-простой вопрос. А если бы они добрались до станции? Если бы мы впустили за периметр эту троицу?

Терпилин взял со стола карандаш и одним движением сломал его, посмотрел на обломки в своих руках и вздохнул.