Непотопляемый

— Видите ли, этот тип вел себя в процессе дознания не просто молчаливо: он вел себя крайне нагло! Мы еще в этой связи сделали вывод, что господин он весьма осведомленный. Иначе не был бы так уверен в собственной безнаказанности… В общем, он, да еще совершенно непозволительным тоном, заявил Николаю, что готов съесть собственную шляпу, если через пару недель тот его собственноручно, да еще и с извинениями, не препроводит из Лефортово на свободу… И будет долго благодарить Бога, если при этом усидит на своем стуле…

— Ни черта себе! — не выдержал Турецкий.

Полковник вздохнул и продолжил:

— Там и еще были подобные детали, прочтете сами, они есть в деле… Зная Николая, лично я ничуть не удивился тому, что произошло следом. Познеев сгреб этого подонка за грудки, оказавшись с ним нос к носу, и поклялся, что, даже если ему придется положить на это всю оставшуюся жизнь, и сам Марусин, и его начальничек, и, как он выразился, «ваш министерский шеф» получат на полную катушку, в том числе и за свои прошлые делишки…

— О господи, — на этот раз Александр Борисович невольно апеллировал к наивысшей инстанции. — Вы хотите сказать, что Познеев продемонстрировал Марусину свою осведомленность в том, что… Словом, что ему известно куда больше, чем тот думает… Известно, надо полагать, от вас?..

Полковник кивнул.

— Когда состоялся этот допрос?

Анисимов, прежде чем ответить, внимательно посмотрел на Турецкого, затем кивнул:

— За пять дней до гибели Николая…

…— Эдна Дитриховна… Редкое у вас имя! — Олег Гнедич улыбнулся одной из своих самых обаятельных улыбок и внимательно посмотрел на женщину, сидевшую напротив него за старомодным круглым столом: он и не подозревал, что эти образцы мебельной индустрии далеких пятидесятых все еще кое-где в ходу.

Жена беглого капитана Вячеслава Олеговича Грабкина была красивой женщиной… на определенный вкус. С точки зрения Гнедича, ее внешности недоставало тепла и красок: натуральная блондинка с правильными чертами холодного лица, где серые глаза напоминают льдинки… Фигурка, правда, насколько он успел заметить, отличная, несмотря на наличие в семье двоих детей — восьми и пяти лет.

— Если хотите курить — курите, — сухо сказала женщина, пододвигая на середину стола пепельницу, и закурила сама, вынув сигарету из пачки лежавшего тут же «Парламента», не дожидаясь, когда Олег щелкнет зажигалкой. — А имя у меня не столь уж и редкое, если учесть, что я из поволжских немцев. С Вячеславом мы встретились и познакомились в свое время в Астрахани, во время его командировки туда.

И тут же, без всякого перехода, добавила:

— Спрашивайте. Вы ведь для этого пришли?

Гнедичу не оставалось ничего другого, как последовать ее совету и извлечь из своего портфеля бланки протоколов…

— Вы в курсе, что ваш супруг совершил побег из-под стражи во время этапирования? — поинтересовался он после того, как «шапка» документа была заполнена. И внимательно уставился на Эдну Дитриховну. Исключительно для того, чтобы убедиться: на лице Грабкиной не дрогнул ни один мускул — владела она собой очень хорошо.

— Теперь, после того, как вы это сказали, в курсе, — спокойно произнесла женщина. — Видимо, вы предполагаете, что Вячеслав попытается вступить со мной в контакт…

Она неожиданно слабо улыбнулась и, посмотрев на кончик своей сигареты, покачала головой:

— Вы заблуждаетесь. Он этого не сделает.

— Откуда такая уверенность?

— Он знает, что я подала на развод еще два месяца назад. А дети — дети его никогда особо не интересовали.

Весть о разводе была для Гнедича новостью, и Эдна Дитриховна это заметила:

— Вижу, вы слышите о моем решении развестись с мужем впервые. Что ж… Мне скрывать нечего, тем более что наши документы — я имею в виду моих родителей, детей и себя — на выезд в Германию будут готовы уже совсем скоро… Во всяком случае, так мне сказали: развод только ускорил дело. Но развожусь с ним я не поэтому.

— Да? — пробормотал растерявшийся Гнедич, едва ли не впервые в жизни упустивший инициативу дознания. Но в Эдне Дитриховне было нечто такое, из-за чего он не только верил ее словам, но и отдал ей эту инициативу едва ли не по доброй воле.

— Причину мне тоже незачем скрывать, тем более что полученный удар — то, что мой муж оказался бандитом и убийцей, — я уже, можно сказать, пережила… Хочу, чтобы вы поняли: это совсем не то, что называется «красивые слова». У меня у самой очень старые родители, отец болен, возможно, не доживет до отъезда в Мюнхен…

Она ненадолго умолкла, поскольку впервые за разговор голос женщины дрогнул. Но тут же взяла себя в руки.

— Мама… Пока я не представляю, как она перенесет, если такое случится, свое одиночество. В любом случае, я привыкла все ситуации выверять по себе и могу легко представить ее на месте одной из жертв этих или таких же, как эти, негодяев…

— Понимаю, — тихо произнес Олег.