Неповиновение (Disobedience) (ЛП)

В восемь часов уже как час было темно, и я подумывала заказать еду на дом, и вдруг звонит телефон. Я подняла трубку, и на другом конце воцарилась тишина, а потом послышалось дыхание. Я знала, что это Довид, еще до того, как он молвил слово. Он всегда так делал, когда звонил по телефону – тишина. Как будто решает, будешь ли ты все же рад его голосу.

Так что, когда он говорил: «Алло, это Ронит?», у меня уже были придуманы остроумные замечания насчет того, какой его звонок необычный и неожиданный. Я уже вооружилась доспехами, чтобы ни одно его слово не смогло застать меня врасплох.

- Ронит? Это ты?

Я поняла, что так ничего и не сказала.

- Это она. – О боже. Как по-американски.

- Ронит? – Он все еще не был убежден.

- Да, это Ронит. Кто звонит? – Я не собиралась упускать случая над ним поиздеваться.

- Ронит, это Довид.

- Привет, Довид, чем могу помочь? – Мой голос звучал радостно, как будто с нашего последнего разговора прошло шесть недель, а не шесть лет.

- Ронит, - сказал он снова. – Ронит…

Только тогда, слушая, как Довид не может сказать ничего, кроме только лишь моего имени, я начала думать: что за землетрясение случилось за несколько тысяч миль отсюда, что Довид так неожиданно позвонил. Это не звонок перед Новым Годом или Пасхой, а обычный звонок в субботу вечером. И я, конечно, подумала. Потому что совпадений не бывает.

- Ронит, - повторил Довид.

- Довид, что случилось?

Довид сделал глубокий вдох и сообщил, что мой отец мертв.

========== Глава вторая ==========

Глава вторая

Он посылает ветер и дождь. Он поддерживает все живое своей добротой и по великому милосердию возвращает мертвых к жизни.

Из Амиды,читается каждый вечер, утро и день

Тора, как мы знаем, сравнивается с водой.

Без воды Земля была бы лишь сухой оболочкой, пересохшей и большой пустыней. Точно так же без Торы человек был бы лишь оболочкой, не знающей ни света, ни милосердия. Как вода дает жизнь, так и Тора приносит в мир жизнь. Без воды наши конечности никогда бы не знали свежести и успокоения. Без торы наши души никогда не знали бы спокойствия. Точно так же, как вода очищает, Тора тоже очищает все, к чему прикасается.

Вода приходит только от Всемогущего; это символ нашей внутренней зависимости от него. Стоит Ему задержать дождь на сезон, и мы больше не сможем стоять перед Ним. Таким же образом. Тора – подарок от Святого, Благословен Он; Тора в каком-то смысле сама содержит мир, это проект, по которому мир был создан. Если бы Тора не существовала всего мгновение, мир бы не просто исчез, а он никогда бы и не появился.

Мы не должны отделять себя от Торы, как и не должны лишать себя воды. Те, кто выпил от нее – будут жить.

Шаббат закончился час назад, и седовласый доктор отпустил тело Рава Крушки.

В коридоре синагоги среди членов совета шепотом проводился неотложный конгресс: президент Хартог, казначей Левицкий, секретарь Киршбаум, Ньюман и Риглер. Нужно было обсудить важный вопрос: кто займется подготовкой тела Рава к захоронению.

- Довид – глава Хевра Кадиша, - сказал Левицкий. – Он должен исполнить эту обязанность. Это не запрещено. Племянник может выполнить таhaру в отношении своего дяди.

- Довид не захочет исполнить эту обязанность, - объявил Риглер. – Это немыслимо. Мы возьмемся за работу.

- Нет, все правильно. – Лицо Левицкого дрожало от волнения из-за того, что он занимает позицию, отстаивает мнение. – Так будет более достойно. Должны же мы думать о достоинстве Рава.

Ньюман молчал, поглядывая то на одно лицо, то на другое в попытках предугадать, к какому консенсусу они придут.

Когда спор длился уже несколько минут, и лицо Риглера начало блестеть из-за пота, Хартог выпрямился и сказал:

- Не думаете ли вы, господа, что нужно спросить Довида? Я уверен, у него найдется мнение по этому вопросу. – Остальные мужчины замолчали. Они стояли, созерцая тишину в синагоге. Ньюман заговорил громким голосом:

- Что будет сейчас?

Хартог посмотрел на него.

- Сейчас? Сейчас мы должна подготовить Рава к похоронам.

- Нет, - сказал Ньюман. – Что будет сейчас? Когда его не стало.

Хартог кивнул.

- Бояться нечего, - сказал он. – Работа Рава продолжится. Его книги будут читать, его мысли будут жить в наших умах. Синагога продолжит свою работу. Все останется как есть. Ничего не нужно менять.

Вопрос оставался невысказанным. Каждый знал это; это был тот самый вопрос, который мужчины уже неоднократно поднимали. На тихих собраниях, за шаббатними столами, шепотом по телефону эта тема поднималась и сразу же закрывалась. Было трудно и непочтительно ее обсуждать, пока Рав еще жил. А сейчас каждый из них жалел, что ему не хватило смелости высказать его, потребовать мнения, даже спросить Рава, как считал он сам. Для этой нерешительности было уже слишком поздно. Вопрос должен было быть отвеченным месяцами ранее.

Левицкий склонил голову, глядя на туфли:

- Кто поведет нас теперь, когда наш столп огня ушел?

Мужчины поглядели друг на друга. Вот оно. Ответа не было, по крайней мере, очевидного для них. Они смотрели друг на друга в тишине, поджав губы и сузив глаза.