Что касается Л. Троцкого и подобных ему откровенных врагов, то Сталин долго его терпел, хотя, исходя из интересов страны, можно и надо было этот срок сократить. Но когда Троцкий, не делая для себя выводов, начал открыто заниматься антисоветской деятельностью, то его вынуждены были выдворить из Советского Союза. Заметьте: выдворить, а не ликвидировать. И сделали правильно. Если бы Сталин не предпринял решительных мер к лицам, которым был неугоден советский строй или кого не устраивала линия партии, правительства, то «пятая колонна» по разрушению страны появилась бы еще в 30-е годы. Однако этого не произошло. Сталин вырвал все корни и выбил почву из-под таких сил. А Хрущев создал для них благоприятные условия, и «пятая колонна» уже при нем подняла голову. Под флагом, так сказать, демократии и хрущевской «оттепели».
Когда Сталин заболел, было сделано первое официальное правительственное сообщение, которое передавалось по радио, печаталось в газетах на первых страницах. Сообщалось все без прикрас. Говорилось, что в ночь на 2 марта у него произошло кровоизлияние в мозг, которое охватило жизненно важные области головного мозга, что больной без сознания, отмечаются нарушения деятельности сердца и легких. Имеются признаки паралича некоторых частей тела.
Это сообщение словно гром с ясного неба обрушилось на общество. Заболел так внезапно и так тяжело! Только концовка правительственного сообщения и помогала людям не впасть в отчаяние:
«Тяжелая болезнь товарища Сталина повлечет за собой более или менее длительное неучастие его в руководящей деятельности». Мы перечитывали эти строки, и начинала теплиться надежда, что он останется жив. Да, придется долго лечиться, но он будет жить!! Обо всем этом люди говорили на работе, в автобусах, в магазинах. Что ж, пора и подлечиться. Он и так всего себя отдал народному делу. Не щадя своего здоровья, даже перешагнув рубеж 70 лет, постоянно работал ночами. Такое напряжение, конечно, свалит любого. Подавляющее большинство чисто по-человечески желали ему здоровья, а некоторые высказывали опасения и за будущее государства. И, думаю, основания для таких опасений были.
Жизнь показала, что надо было во всех звеньях управления больше тревожиться за судьбу Отечества, чтобы к руководству страной не пришли случайные, неспособные руководить такой махиной, как Советский Союз, люди. А ведь именно такие и пришли. И все потому, что не было и нет такого государственного механизма (и партийного тоже), который препятствовал бы допуску авантюриста или потенциального предателя на пост главы государства, а если он все же прорвался на этот трон, то чтобы с помощью этого механизма его можно было бы немедленно убрать. Разумеется, при жизни Сталина об этом должен был позаботиться сам Сталин. Однако он этого не сделал. Видимо, переоценил возможности своих соратников, закаленных в борьбе с троцкизмом, с гитлеризмом, фашизмом и другими аномалиями общества. Возможно, были и другие причины. Но защитить пост главы государства от случайностей мы не смогли. А волюнтаристы и прочие авантюристы всегда и везде отличались цинизмом, напором и открытым хамством. В борьбе за власть они использовали все средства, вплоть до интриг во всех партийных и государственных эшелонах. Причем интриги эти готовили почву задолго до решающего шага.
Так было у Хрущева, так впоследствии произошло у Горбачева и Ельцина.
…После первого информационного сообщения о тяжелой болезни вождя было передано и напечатано еще несколько сообщений. Но если вначале были какие-то надежды, то последующие бюллетени о состоянии здоровья Сталина этих надежд уже не давали. Страна притихла, стала сосредоточенной. На работе и на улицах люди были молчаливы, озабочены и суровы. Занятия у нас в академии шли через пень колоду. Едва начинался очередной урок, как мы уже ждали перерыва в надежде услышать что-то дополнительное и, конечно, утешительное.
Однажды, когда мы ждали преподавателя, слушатель нашей группы подполковник Крекотень в полной тишине вдруг сказал:
— Да, конечно, он сделал для страны и народов мира неоценимо много…
Это у него прозвучало так, как вроде бы вождя уже отпевают, вроде уже он умер. Все обрушились на него как ураган, что он бесчеловечен, что весь народ в ожидании, что все обойдется, а он уже служит панихиду, что он, т. е. Крекотень, всегда был такой странный. И вдруг во время нашей перепалки входит старший тактический руководитель нашей группы полковник Самаркин и спрашивает:
— Что тут происходит?
— Товарищ полковник, да тут у нас небольшое недоразумение произошло с подполковником Крекотенем, но все уже улажено, — доложил старший группы Кузьма Васильев.
— На то он и Крекотень, чтобы будоражить людей, — коротко резюмировал полковник Самаркин.