Свое выступление офицеры приурочили к моменту, когда Менгисту вылетел из страны на один из международных форумов. Однако в органах государственной безопасности практически все были люди Менгисту — не только из одного племени, но и родственники. Используя отсутствие армейской охраны, должной бдительности, а также используя благодушие повстанцев, они провели аресты в центре (выступление возглавлял начальник Генерального штаба) и в армиях, особенно во 2-й, где недовольство президентом за многолетнюю, изнурительную, никому не нужную войну было особенно сильно. О случившемся служба безопасности дала телеграмму Менгисту. Тот, прервав свою поездку, срочно вернулся домой. Разобравшись в течение суток в обстановке, приказал всех арестованных расстрелять. Было оформлено что-то типа суда по материалам органов безопасности.
Эта трагедия бросила еще большую тень на и без того уже мрачную фигуру президента.
В принципе Менгисту представлял собой незаурядную личность. И для своего народа он сделал много хорошего. Однако отсутствие контроля со стороны парламента и объективного самоконтроля (Бог не дал) способствовало росту амбиций. Все явственней становились отрыв от здравого смысла и склонность к порочному принципу: «Знаю только я, и только я прав». Перерождение мышления и психики становилось необратимым. В этих условиях от Менгисту трудно было ожидать каких-либо новых решительных шагов, стабилизирующих внутриполитическую обстановку. Он прибегал только к силе. Звезда его уже закатывалась.
Во 2-й армии фактически было обезглавлено всё — сама армия, все дивизии, бригады, полки и даже некоторые батальоны. У тех, кого только назначили, кто временно исполнял чью-то должность, настроение было скверное. Они, конечно, отвечали на все вопросы, старались быть любезными, проявляли ко мне должное внимание. Однако это было всего лишь выполнением своих служебных обязанностей, но не открытый товарищеский разговор. Поэтому хоть мы и посвятили армии несколько суток, хотя и прошли непосредственно большую часть ее переднего края, повстречались с офицерами и солдатами в частях первого и второго эшелона, на огневых позициях артиллерии и у танкистов, но однозначный вывод о дальнейшей перспективе развития событий на этом направлении сделать было сложно. Все-таки все в основном склонялось к тому, что бои надо кончать.
Вот некоторые моменты из жизни этой армии.
Передний край армии и противника, т. е. сепаратистов, разделяют 700–800 и более метров. В такой ситуации ружейно-пулеметный огнь (за исключением крупнокалиберных пулеметов) неэффективен. Поэтому с той и другой стороны личный состав укрываться и передвигаться только по траншеям особо не старался. Но когда открывался огонь из орудий и минометов, то все прыгали в траншеи и окопы. В инженерном отношении позиции были оборудованы добротно. Система огня и инженерные заграждения, в том числе минные, не оставляли сомнений в том, что если противник рискнет атаковать, то неминуемо понесет большие потери и безуспешно откатится. Личный состав хорошо знал свои задачи. Резервы были отлично тренированы, а их действия по выдвижению на свои рубежи были отработаны. Артиллеристы и минометчики показывали мне со своих наблюдательных пунктов, где у них на местности должны лечь огни — неподвижные заградительные и сосредоточенные. Обеспечение, на наш взгляд, было нормальное — мы даже в одном из подразделений пообедали. Боеприпасов всех видов хватало с лихвой и в подразделениях, и на складах частей и армии.
Местность для ведения боевых действий оказалась сложной — резкопересеченная, гористая, кое-где склоны гор покрыты редким лесом. Я представил себе несколько вариантов активных (наступательных) действий и пришел к выводу, что любой из вариантов приведет только к большим неоправданным потерям. Во время нашей работы на некоторых участках совершенно не было никакой стрельбы. И это вынудило меня задать вопрос: «У вас всегда так?» Но офицеры объяснили: «Противник знает, что группа советских офицеров будет у нас, и поэтому не стреляет». «Поэтому и мы не стреляем», — заключил офицер. Это меня еще больше удивило, но и позволило сделать вывод, что так называемые сепаратисты в отношении советских военных враждебно не настроены. Наоборот, они демонстрируют свою готовность к миру. И когда я спросил: «А если вы буквально сегодня-завтра скажете им, сепаратистам, что прекращаете боевые действия, сделают ли они то же самое или же воспользуются этим и захватят ваши позиции?» Все присутствующие при этом разговоре эфиопские офицеры в один голос заявили, что противник сразу же поддержит эту мирную инициативу и никаких территориальных претензий заявлять не будет, кстати, они и сами раньше неоднократно предлагали то же самое.