Неповторимое. Книга 4

Прошли первые пять-шесть месяцев моего напряженного труда в Генеральном штабе. Я уже фактически адаптировался. А через год — свободно оперировал точными и самыми свежими последними сведениями из любой военно-политической области, пользовался на память любыми цифрами. Хорошо знал все группировки войск и сил флота. Имел необходимый для служебной деятельности широкий круг знакомств, особенно в МИДе, КГБ, Военно-промышленной комиссии при Совмине, Госплане, в ряде министерств, в Академии наук, во многих КБ, НИИ и крупных предприятиях. Быстро устанавливал деловые связи с руководством союзных республик. Но самое главное— были быстро найдены контакты с окружением Л. И. Брежнева. А если точнее, то эти лица сами проявили инициативу к этому. Дело в том, что для Совета обороны, председателем которого являлся Леонид Ильич, все документы готовились у меня. Поэтому необходимость тесных контактов просто была вызвана жизнью. Секретаря Совета обороны, которым в то время был С. Ахромеев, мы (Огарков, Ахромеев и Варенников) договорились с моим приходом в Генштаб не менять, чтобы не создавать проблем для Брежнева.

В целом оказалось, что не так страшен черт, как его малюют! До работы в Генеральном штабе я, как и все старшие и высшие офицеры Вооруженных Сил, смотрел на этот орган не просто с глубоким уважением, но поклонялся ему и говорил о нем с придыханием. Когда же сам окунулся в этот «атомный» котел, то, с одной стороны, представления об этом органе подтвердились, а с другой— оказалось, что при желании все можно постичь, в том числе и функции офицера Генштаба.

Дело прошлое, но даже тогда (а сейчас я даже уверен) у меня было подозрение, что главная цель некоторых «авторов» (но не Огаркова) моего перевода в Генштаб — сломать меня. Не хочу я о них говорить, но мне было ясно, что расчет был именно такой. Эти авторы убедили Огаркова и Устинова, что надо взять Варенникова: хорошо командует округом, вот ему и карты в руки — пусть поработает в Генштабе. Если же оценить прохождение моей службы поверхностно, то действительно создавалось впечатление, что офицер, фактически не имеющий никакого навыка работы в крупном штабе, вдруг попадает в Генштаб, да еще и в возрасте 56 лет. Конечно, у такого офицера путь один — выход к финишу в службе.

Но эти авторы не учли некоторых обстоятельств.

Во-первых, на протяжении всей службы я лично исполнял многие документы — приказы, директивы, донесения, распоряжения, писал сам себе все доклады и т. д., поэтому у меня в этом плане была большая практика. Вспоминается один довольно интересный эпизод. Это произошло в то время, когда я служил в должности первого заместителя главнокомандующего Группы Советских войск в Германии. Однажды я представил главнокомандующему генералу армии С. К. Куркоткину доклад с моими оценками состояния ПВО группы, в котором вносил конкретные предложения по ее совершенствованию с учетом существующей ПВО в Советском Союзе и ГДР в целом. Предложения были сильные и весьма убедительные. Куркоткин внимательно прочитал весь доклад, затем вернулся и заново «прошел» текст, но уже делая пометки на полях. Закончил, посмотрел на мою подпись, затем перевернул последнюю страницу, где на секретном документе обязательно печатается фамилия непосредственного исполнителя документа. Там стояла моя фамилия, номер рабочей тетради и фамилия печатавшей доклад машинистки. Прочитав эти данные, Куркоткин посмотрел на меня удивленно и спросил:

— Кто все-таки автор этого доклада?

— Вы же убедились, что доклад исполнен мною.

— Странно, очень странно…

Разумеется, я не вступал в полемику, хотя Куркоткин к этому меня склонял. Он был человек недоверчивый, с подозрительным характером, а к людям, которые служили до него вместе с генералом армии Куликовым, его предшественником на Группе, он вообще испытывал неприязнь — считал, что окружение Куликова может быть только тупое и, следовательно, умных документов от них ждать нельзя.

Во-вторых, встречаясь с незнакомой проблемой, я старался ее детально изучить. При этом не гнушался ничем. Если надо было получить какие-то сведения от лейтенанта или даже от солдата — я это делал. Все знали мой склад характера и часто сами шли, чтобы доложить и прояснить мне некоторые вопросы.