Неповторимое. Книга 4

Моя первая близкая встреча с Юрием Владимировичем Андроповым произошла в сентябре 1979 года в кабинете министра обороны СССР. Кроме Устинова и Андропова еще присутствовали Огарков, Ахромеев и один из помощников министра. Обсуждался вопрос об ОСВ-2. Что можно было бы сделать, чтобы побудить США к ратификации этого уже подписанного договора и оторвать их от «связки» этой проблемы с пребыванием кубинцев в Анголе, а нашей бригады — на Кубе, с событиями в Эфиопии и с так называемым нарушением прав человека в СССР и как окончательно похоронить «хвост», который тянулся за Брежневым после его встречи в Вене? Дело в том, что Картер вручил неофициально записку, в которой предлагалась перспектива значительного сокращения стратегических вооружений и приводились цифры. Не реагировать на это обращение президента США, хоть оно и не было официальным, не представлялось возможным. И хотя первоначальная ответная реакция нашего руководства американцам была известна — она была мягко-отрицательной, все же вопрос о более глубокой проработке картеровских предложений снят не был (хотя бы потому, что нам могли подвесить в очередной раз ярлык противников сокращения стратегических ядерных сил).

Юрий Владимирович Андропов перед приездом в Министерство обороны позвонил Дмитрию Федоровичу Устинову и сказал, что хотел бы встретиться по этим вопросам и обсудить их для доклада Леониду Ильичу Брежневу. А после встречи в Министерстве обороны он намерен по этому же поводу повидаться в МИДе с Андреем Андреевичем Громыко и его соратниками. Видимо, Леонид Ильич поручил ему эту миссию, хотя этот вопрос касался КГБ косвенно.

Вот так мы все оказались в кабинете Устинова, и я впервые увидел Андропова. Сразу бросилось в глаза, что в свои 65 лет Юрий Владимирович был исключительно энергичным, подвижным и деятельным человеком. Это был высокий, налитый физической силой, с юношеским румянцем на лице мужчина. Уверен, чт о никто не мог себе представить, что этот цветущий человек не доживет даже до 70 лет. Я с любопытством и удовольствием рассматривал «Ю.В.», внимательно его слушал и невольно проникался чувством глубокого к нему уважения, испытывая удовлетворение от того, что у нас в руководстве такие сильные личности. Задавал он вопросы четко и ясно. Любую проблему освещал коротко, доступно и понятно. У него была голова, конечно, государственника. Здоровье — нормальное. Вспоминается, что такие встречи у министра нередко затягивались. Поэтому нам приносили чай и бутерброды. Юрий Владимирович в ходе разговора выпивал пару стаканов сладкого чая и с аппетитом съедал несколько бутербродов с колбасой и сыром.

В его рассуждениях не было и малейших признаков схоластики — по каждому вопросу принималось конкретное, продиктованное жизнью решение. Он исключительно оперативно организовывал исполнение каждого решения. При этом, если дело касалось Министерства обороны, то он названивал не столько Устинову (в целях ускорения выполнения задачи), сколько Огаркову.

Вот и на первой встрече он произвел на меня впечатление очень энергичного и оперативного руководителя. Разобрав с нами все вопросы и придя к конкретным выводам и решениям, он, поднявшись, сказал:

— Всё прекрасно. Полное единство взглядов. Сейчас еду к Андрею Андреевичу. Разберу это же с ним. Думаю, что все будет нормально.

В нашем присутствии переговорил с министром иностранных дел А. А. Громыко и отправился на Смоленскую площадь. Когда мы шли с Огарковым от министра к себе, Николай Васильевич на ходу бросил:

— Вот так надо работать.

Это было сказано с весьма прозрачным намеком на Дмитрия Федоровича Устинова, который обычно затрачивал на обсуждение очень много времени, но, к сожалению, эффективность была, мягко говоря, недостаточной. Не за свое дело взялся. Любой военный вопрос — для него проблема. А чтобы несведущему человеку разобраться с проблемой — потребуется время. И он это время — и свое, и своего окружения, которое вводило его в курс дела, тратил весьма расточительно. Зато совершенно иначе он чувствовал себя, когда речь шла о чисто технических вопросах. Здесь он был — как рыба в воде.

Мы шли с Николаем Васильевичем по коридору министерского этажа — каждый со своими мыслями. Я был под впечатлением первой близкой встречи с Андроповым.

Шел и думал: чем объяснить, что такой мощный председатель КГБ, такой сильный и прозорливый государственный деятель не «прижмет» эту контрреволюцию, почему он не ликвидировал агентов влияния Запада? Конечно, у нас не та ситуация, что была в Венгрии в 1956 и в Чехословакии в 1968 году, но доводить-то до этого нельзя!

Подошли к лифту. Николай Васильевич предложил зайти к нему. Без дипломатических подходов, под впечатлением проведенного совещания, сразу начал с главного: