Неповторимое. Том 1

Наконец, война в Чечне. Это вообще преступное позорище. Нет слов, чтобы выразить возмущение тем, как она готовилась и как велась. Преступно позорное участие в ней различных политиков и государственных чиновников. А какое дикое отношение было к солдату и офицеру на самой войне и после войны! Я помню, как мы лезли в Афганистане в самое пекло, чтобы достать тело убитого солдата и обязательно похоронить его дома. А во время первой войны в Грозном по телевидению показывали разбросанные по улицам и площадям обглоданные бездомными собаками-людоедами человеческие скелеты. Это наши погибшие воины! А где же государство? А где гарант Конституции президент Ельцин, пославший этих солдат и офицеров на верную гибель?!

Ничего этого во время моей молодости в нашем Советском Союзе не было. И в те долгие 1418 дней войны, когда мы мокли, мерзли или умирали от жажды, когда враг поливал нас свинцом, а мы вопреки всему отвоевывали землю, оккупированную врагом, нам и в страшном сне не могло привидеться, что когда-нибудь в нашей стране армия будет раздавлена и разложена, а отношение к человеку в шинели станет презрительным, свысока. Ничего этого мы не могли представить. Мы шли вперед, бросались в атаки, ходили в разведку, словом, шла Великая Отечественная война, война народная, каждый бой приближал победу, и каждая победа окрыляла, давала новые силы для борьбы, каждый воин выполнял свой долг перед народом и Отечеством. Вот так же нас окрылило и освобождение «милой Одессы», как называют этот город в одной из песен. Ликование народа по этому поводу и радость воинов, согретых теплом и заботой государства, лично Сталиным и нашим народом, были беспредельны. Неудивительно, что утром 11 апреля 1944 года мы, получив приказ выступить из Одессы на запад, ничуть не удивились и не выразили неудовольствия. Наоборот, после приказа Сталина было настроение у всех одно: да, Одесса освобождена, но война не кончилась. А кончать ее надо в этом, 1944 году. Это мы так думали на уровне полка. Уже в середине дня наши передовые подразделения завязали бои в районе поселка Гроссе – Либентаев (в Одесской области тоже были значительные немецкие поселения). Затем на нашем пути были Богатырка, Роксоляны, а 14 апреля мы вышли к Днестру. В этот же день восточного берега Днестра достигли и основные силы 8-й гвардейской армии. На этом Одесская наступательная операция закончилась. 74-я стрелковая дивизия нашей армии тоже вышла к Днестру и с ходу форсировала его в районе поселка Паланка, имея небольшое количество табельных переправных средств. Стояла середина апреля – время самых высоких вешних вод и плюс период интенсивных осадков. Это, к сожалению, не учитывалось. Неся большие потери, дивизия окончательно выдохлась, и ее надо было срочно менять. Конечно, по истечении времени, когда десятки раз можно проанализировать сложившуюся обстановку, легко критиковать прежние просчеты и ошибки. И все же, рассматривая ситуацию, сложившуюся на этом операционном направлении, нельзя не заметить, что весьма соблазнительно было бы нанести удар южнее Тирасполя и развить наступление на запад и юго-запад. Тем самым можно было бы отсечь яссо-кишиневскую группировку противника и от войск, находящихся южнее, и от Черного моря, которое еще позволяло немецкому командованию в то время маневрировать силами и подпитывать свои войска материальными средствами. Разумеется, успех на этом направлении обеспечил бы стремительное развитие ясско-кишиневской операции, далее открывались перспективы наступления на Бухарест. Но одно дело – желание, а другое – реалии. А реалии были таковы. Командарм Чуйков, понимая, что 74-я стрелковая дивизия уже на последнем дыхании, и желая все-таки сохранить престиж армии, укрепляясь на плацдарме в районе Паланки, принимает решение – заменить 74-ю дивизию более сильной 35-й гвардейской. В ночь на 17 апреля мы переправляемся на другой берег. Наш 100-й гвардейский стрелковый полк получил участок обороны восточнее Паланки.

Весь день 17 апреля мы разбирались в обстановке и поняли, что попали в капкан. Впереди и сзади – сплошная вода, проглядываются лишь многочисленные кустарники и деревья. Вперед, до материковой части берега, а он был высокий и доминировал над местностью, – километра два, и до основного русла Днестра – приблизительно столько же. Дивизия сидела на узкой, но длинной (около 15–20 км) полоске земли, где располагалось все хозяйство. Рыть окопы было нельзя – сразу выступает вода. Поэтому наносили бревна, пилили деревья, там, где никто не сидел, срезали дерн и несли к себе – нужны были окопы, а точнее, теперь укрытия от огня противника. Надо было спасаться кто как может. Учитывая, что наши сооружения торчали над землей, как хорошие мишени, мы срочно пересаживали многие кусты, делая из них сплошную линию – маску, в которой уже было сложнее отыскать тот или иной окоп. Но артиллерия и минометы противника гвоздили постоянно, и мы несли неоправданные потери.