Я ответил утвердительно. Командующий дал вводную, что противник вышел на дорогу, и разрешил действовать. Мною были отданы команды артиллерии на подавление прорвавшегося противника и батальону – на проведение контратаки. «О готовности к контратаке – доложить». Подполковник Дубин предложил использовать для контратаки и взвод разведки полка, который находился слева, то есть на другом фланге. Я приказал его готовить тоже. Через 15 минут все были на старте. Я даю команду о переносе огня артиллерии в глубину – по батарее противника и резервам, а батальону и разведчикам перейти в контратаку. Все получилось удачно. Особенно хорошо «сработала» рота. Она неслась по склонам сопки, как вихрь, ведя огонь на ходу. Именно огонь (конечно, холостыми патронами) выдавал их контратаку. Все были в белых маскхалатах, и вести по ним прицельный огонь противник почти не мог.
Командующий войсками по телефону переговорил с командиром батальона, объявил ему благодарность. Потом ко мне:
– Как комбат?
– Хороший, высокоподготовленный, окончил Военную академию имени М.В. Фрунзе.
– Так и бери его к себе начальником штаба, а Дубина выталкивай на полк.
Я поблагодарил командующего войсками за внимание и обещал сразу после учения предпринять шаги, но добавил:
– Если нас всех после учения не поснимают.
– Это почему такие мысли?
– А вдруг «противник» прорвется к Мурманску?
Командующий войсками посмеялся и уехал. А мы, вдохновленные неплохим началом, приступили к действиям. Ведя разведку визуально, установили, что противник проводит рекогносцировку – большие группы офицеров появлялись в разных районах вблизи своего передового края. Следовательно, он готовится к активным действиям или к смене войск. Такого рода донесения мы направили в вышестоящий штаб, а на учениях для нас таким вышестоящим штабом был штаб руководства. Получив донесение, он прицепился к нам: «Так все-таки противник будет проводить смену войск или наступать? И чем вы это обосновываете? Доложите».
Конечно, мы в своем кругу посмеялись, прочитав это требование, но решили играть свою роль до конца: «Безошибочно такой вывод может сделать только стратегическая разведка. Что же касается данных разведки полка, то по ним можно сделать только предположения. По тем признакам, которыми располагаем, считаем, что противник перейдет в наступление. Обоснование: во-первых, проводимая им рекогносцировка особое внимание уделяет дорожному направлению, а не распределяет его равномерно по всему переднему краю; во-вторых, если бы он ставил перед собой лишь задачу провести смену войск, то мог бы ограничиться только проводниками, которые вывели бы новые подразделения на свои направления. Здесь же налицо не только рекогносцировка, но и, одновременно, командирская разведка – офицеры противника изучают нашу оборону; в-третьих, на наш взгляд, если противник не намерен наступать, то нет смысла и делать смену войск в целом – с имеющимися войсками годами можно сидеть в обороне, меняя личный состав в целом и группами, но сохраняя при этом преемственность; в-четвертых, что особо важно, противник в светлое время хоть и на большой высоте, но применяет разведывательную авиацию, чего раньше не было».
С учетом всего этого я принял решение: силами разведывательного взвода полка провести глубокую разведку, при благоприятных обстоятельствах захватить «языка», а также провести другие мероприятия, позволяющие подтвердить наши предположения о готовящемся наступлении, и нанести ущерб противнику. Наш план был утвержден. Еще до начала активных действий кто-то из командования полка предложил – при очередном обсуждении обстановки в узком кругу – смелую, но шальную идею – заслать в тыл противника нашу группу, которой поставить задачу:
с наступлением темноты, когда 131-я дивизия начнет выдвижение в исходное положение, снять всех регулировщиков в районе Пе-ченга – Луастари, поставить своих, заменить дорожные указатели населенных пунктов и направить силы, выходящие из Печенги, не на Титовку и Мурманск, а на Луастари и Никель.
Мысль была заманчивая. Провернуть это – значит сорвать наступление в намеченные сроки. Но в то же время дело опасное – это же ведь учение. А за срыв его не похвалят. В общем, риск был большой. Но мы на него пошли.
Конечно, предварительно мы вели самую настоящую разведку в штабе руководства, чтобы знать точную дату и время выхода на занятие 131-й дивизией своего исходного положения и время перехода ее в наступление. Этим занялся лично Дубин с учетом своих знакомств. Конечно, с формальной точки зрения прием недозволенный. Однако мы себя успокаивали тем, что в действительности (то есть на войне) стратегическая разведка, конечно, могла располагать такими данными и войска или, во всяком случае, командиры дивизий и полков могли бы получить информацию о возможных действиях противника и сроках таких действий.