У читателя могут возникнуть вопросы – почему я проявил такое беспокойство по поводу инцидента. Дело в том, что Главное оперативное управление Генерального штаба непосредственно отвечает за боевую готовность Вооруженных Сил в целом и, в частности, за боевое дежурство всех видов (в том числе сил и средств ПВО). Поэтому со мной, как с начальником Главного оперативного управления и первым заместителем начальника Генерального штаба, всегда в этой области решали все вопросы главнокомандующие видами Вооруженных Сил и их начальники Главных штабов. Из машины по закрытой связи позвонил Огарков: – Как там у Третьяка?
Я доложил подробно обстановку. Он начал сокрушаться, но когда я рассказал о боевом настроении Ивана Моисеевича, то Николай Васильевич уверенно сказал:
– Все будет в порядке.
Я приказал через каждые пять минут докладывать мне о продвижении самолета-нарушителя по карте Дальнего Востока. Она была раскрыта, и на нее были нанесены маршрут, который уже пролетел самолет, и перспективная линия, выводившая его на Сахалин. В нашей практике, если не считать полет американского самолета-разведчика У-2 1 мая 1960 года, такого наглого вторжения и такого глубокого пролета в нашем воздушном пространстве не было.
Когда нарушитель был уже на подступах к Сахалину, я, настороженный странным спокойствием (судя по докладам командных пунктов ПВО), приказал соединить меня с командующим войсками Дальневосточного военного округа генералом армии И.М. Третьяком:
– Иван Моисеевич, мы тут с тревогой следим, как самолет-нарушитель уже тысячу километров летит в нашем воздушном пространстве без каких-либо помех. Кто-нибудь его наконец остановит?
– Да мы ж его согласно международным соглашениям и правилам постоянно запрашиваем, а он упорно молчит.
– Так он молчал над Камчаткой и будет молчать сейчас! Его надо насильственно сажать. Или сбивать, если не будет подчиняться. Но прервать эти наглые действия необходимо обязательно.
– Вот как выйдет к Сахалину, так мы его встретим. Через 12–15 минут после этого разговора наша служба докладывает мне, что нарушитель вышел к Сахалину. Я опять звоню Ивану Моисеевичу: – Что происходит? Почему не перехватывается нарушитель? Третьяк: – Уже поднялись наши истребители! Командир 40-й дивизии ПВО генерал Карнуков отдал все команды. Действительно, через несколько минут командные пункты доложили, что истребители-перехватчики подняты и пошли на сближение с нарушителем. Медленно, тягуче идет время. Наконец доложили, что наш летчик видит силуэт самолета, но не видит габаритных огней и что на запросы нашего летчика экипаж самолета-нарушителя не реагирует. Но нарушитель еще до его перехвата стал маневрировать и понемногу снижаться – видно, менял эшелон полета. С земли потребовали, чтобы наш истребитель дал очередь трассирующими снарядами. Он выполнил четыре очереди из автоматической пушки. Снаряды пролетели впереди самолета-нарушителя, но – никакой реакции. Тогда наконец принимается решение обстрелять самолет ракетами, так как он уже пролетал Сахалин. Летчик пускает две ракеты и сообщает: «Есть попадание!» Самолет-нарушитель начинает падать. И падает в море почти у границы наших вод. Звонит И.М. Третьяк и информирует: сбили; по заявлению летчиков, самолет-нарушитель имеет сходство с «Орионом» и РС-135. Но когда самолет стал падать, то оказалось, что его габариты больше «Ориона». – В общем, – закончил Иван Моисеевич, – сейчас будем разбираться. Но в том, что это разведчик, сомнений нет. – Конечно, надо разбираться и даже расследовать, – вторю я Третьяку, – но главное – это то, что полет наконец пресекли. Это очень важно! Позвонил Огаркову. Оказывается, он уже был в курсе дела – тоже переговорил с Третьяком. Договорились, что утром я представлю предложения о создании государственной комиссии и справку о факте нарушения воздушного пространства Советского Союза самолетом-разведчиком неустановленной принадлежности. Поскольку накал оставался высоким и продолжались непрерывные телефонные переговоры, я позвонил домой и сказал, чтобы не ждали: заночую в Генштабе. Приблизительно в середине ночи звонит мне дежурный по Главному разведывательному управлению Генштаба и докладывает, что по поручению их начальника генерала армии П.И. Ивашутина передает мне текст радиоперехвата японского радио о том, что якобы в Сеул сегодня не прилетел самолет южнокорейской авиакомпании, который следовал по маршруту Нью-Йорк – Анкоридж – Сеул. Номер рейса 007. Вместе с экипажем на борту было 280 человек, и есть предположение, что самолет сбит советской ПВО над территорией Советского Союза.