Неповторимое. Том 3

Проведение учений и сборов в Прикарпатском военном округе для руководящего состава Сухопутных войск. – Вести 16 августа 1991 года. – Встречи 17 августа. – Поездка 18 августа к Горбачеву в Крым. – Мои действия в Киеве. – Убийственные шифрограммы. – Выступление ГКЧП. – «Лебединое озеро» вместо активных действий?! – Вибрирующая пресс-конференция ГКЧП. – Документы ГКЧП. – Народ был готов, способен и ждал. – Отсутствие твердого управления страной. – Провокация с жертвами в ночь с 20 на 21 августа. – Так что же произошло?

После проведенного в стране референдума 17 марта 1991 года, а также после моего выступления на заседании Совета Федерации, которое вел Горбачев, я вскоре не ко времени заболел. Из меня «выходил» Афганистан. Тени различных болезней, приобретенных в этой стране, продолжают сопровождать по сей день.

26 марта меня госпитализировали, и в тот же день на консилиум были приглашены наши медицинские светила. Все единогласно поставили диагноз и пришли к выводу, что сложную полостную операцию надо делать немедленно. Однако так же дружно «светила» разошлись во мнении о методе ее проведения. На одной стороне был доктор медицинских наук, профессор Николай Григорьевич Сергиенко. А на другой – все остальные, и тоже с высокими титулами, в том числе и академики. Операция была поручена Н.Г. Сергиенко, поэтому он, видя бесполезность дальнейшей дискуссии, объявил, что будет делать операцию так, как считает нужным, – всю ответственность за последствия он берет на себя. Начальник госпиталя профессор Крылов утвердил это решение, и Николай Григорьевич, создав операционную бригаду, приступил к подготовке.

Об этом и обо всем остальном он мне рассказал уже позже.

Когда меня вкатили в операционную, то она мне показалась каким-то храмом со святыми в светло-голубых халатах, белых колпаках и марлевых повязках на лице, со слегка поднятыми в перчатках руками. Все смотрели на меня. Приблизительно за час до операции ко мне приходил Н.Г. Сергиенко. Спокойно, ровным и даже тихим голосом (что является его характерной чертой) он, не торопясь, рассказал, как будет проводиться операция и как я должен себя вести. Я чувствовал, что за этим тихим голосом скрывается твердый характер и могучая сила. Поэтому на душе у меня было совершенно спокойно.

Операционная поразила меня своей торжественностью. Я вспомнил операционные в Афганистане, особенно в Кандагаре и Джелалабаде, да и центральный наш госпиталь в Кабуле у Андрея Андреевича Люфинга – все они выглядели очень убого в сравнении с этой. А госпиталь на полуострове Рыбачий, где мне вырезали аппендикс, вообще не мог идти ни в какое сравнение.

Я отыскал глаза Николая Григорьевича – они были немного прищурены и подмигивали мне. Вокруг стали «по боевому расчету», накрыли белым покрывалом с прорехой, в которой работали. У изголовья стояли врач и сестра. Врач спросил, как я себя чувствую. Николай Григорьевич давал какие-то команды. Затем сестра сказала, что сейчас мне дадут наркоз и… будет все в порядке. Действительно, через несколько минут я погрузился в забытье.

Как потом мне рассказывал Николай Григорьевич – а это было приблизительно через три года, – операция прошла в основном нормально. Закончилась же она к вечеру. Меня, еще сонного, отвезли в реанимацию, организовали, как обычно, службу, а сами отправились по своим делам. Н.Г. Сергиенко остался ночевать в госпитале – операция все-таки сложная, все может быть. Среди ночи он пришел меня проведать и обнаружил, что у меня нет пульса. Нет пульса! Он объявил тревогу, всех поднял на ноги, кое-кого вызывал из дома и начал «запускать» сердце. Оно послушалось и потихоньку, редкими, слабыми ударами заработало. Жизнь вернулась. Клиническая смерть отступила. Однако врачи и сестры никуда не уходили до самого утра, «ворковали» вокруг меня. Я же периодически просыпался и опять засыпал, но в полусне удивлялся, почему здесь много народа, хотя обстановка вроде изменилась. А спросить – закончилась ли операция – не было сил. Утром я увидел склонившееся надо мной лицо Николая Григорьевича. «Как самочувствие?» – «Нормально», – отвечаю. Он улыбается в свои пышные усы. А через два дня меня перевели в палату. Капельницы, инъекции, таблетки, микстуры, смены повязок…

Через две недели уже был дома. Привел себя в порядок, вошел в обычный ритм жизни, а 3 мая улетел в ФРГ во главе военной делегации с официальным ответным визитом.