Неповторимое. Том 3

Кабинет представлял собою небольшую светлую комнату, с двумя на разных стенах окнами. У стены стоял большой письменный стол с креслом. Приставной столик не был, как обычно, придвинут к столу, а стоял визави – у глухой стены, неподалеку от входной двери. К нему были приставлены два стула. То есть собеседники были отделены от хозяина кабинета и не могли смотреть ему в глаза. А тем более заглядывать в документы и записи, которые он делал по ходу беседы.

Для характеристики некоторых деталей обстановки и личностей приведу высказывания Р.М. Горбачевой о тех событиях:

«…Где-то около пяти часов ко мне в комнату вдруг стремительно вошел Михаил Сергеевич. Взволнован. „Произошло что-то тяжкое, – говорит. – Может быть, страшное. Медведев сейчас доложил, что из Москвы прибыли Бакланов, Болдин, Шенин, Варенников… требуют встречи со мной. Они уже на территории дачи, около дома. Но я никого не приглашал! Попытался узнать, в чем дело… Все телефоны отключены… Значит, заговор? Арест?“»

Из этого небольшого сообщения Р.М. Горбачевой следует весьма глубокий вопрос: если глава государства и партии не изменник и не предатель, если всего себя отдает народу, если при нем народу из года в год живется все лучше и лучше (или хотя бы на уровне брежневских и андроповских времен), то могли ли ему, главе государства, прийти в голову такие тяжелые мысли, даже если визитеры и явились без приглашения? Уверен, никто никогда и не подумал бы об аресте. Как не думали о нем тогда и мы. Это сейчас мы сожалеем, что не принудили Горбачева лететь в Москву.

Войдя в кабинет, Горбачев как-то оттянул на себя первых двух товарищей и, не здороваясь (как и при появлении), приблизившись к ним вплотную, вполголоса, но мне было четко слышно, спросил: «Это арест?» Бакланов ответил: «Да нет. Мы приехали как друзья». Шенин поддержал Олега Дмитриевича. Я смотрю – Горбачев сразу же преобразился и, уже небрежно бросив всем: «Садитесь», занял свое место. В это время в дверях появился Плеханов. Горбачев уже со злостью: «А тебе чего здесь надо? Убирайся!» Плеханов молча вышел. Промолчали и все остальные. Возможно, это было и правильно – еще до начала беседы не следовало взвинчивать обстановку. Но в то же время было обидно за товарища: я не привык к такой грубой форме общения. Однако, как я понял из дальнейшего разговора, сам Горбачев был не просто невоспитанный, некультурный человек, у которого отсутствовали обязательные, формально-элементарные нормы вежливости, но по натуре он был трусливый хам. Есть такая категория людей – если ему ничего не угрожает, то он ведет себя с нижестоящими по должности или званию как самый распоясавшийся подонок. Но даже при малейшей опасности лично для него он начинает лебезить или покорно молчать, даже если для него это ущербно.

Вот и Горбачев, поняв, что ему ничто не угрожает, что к нему приехали «друзья», вошел в роль того Горбачева, каким и был на самом деле. Не таким, как был на пленумах и съездах, различных официальных встречах, в особенности при поездках за рубеж, а таким, каким был в повседневной работе с аппаратом – без дипломатического макияжа. Это Хрущев если дома хамил, то это делал и за рубежом. Или Ельцин если уж дома напивался до обалдения, то за рубежом еще в большей степени держал эту «марку». То есть эти два последних позорили нас своей мерзостью, как говорят, с головы до ног. А Горбачев, прикидываясь интеллигентом перед общественностью страны и демагогически заискивая перед ней, холуйствовал перед Западом и аккуратно предавал наши государственные интересы. Тем самым позорил страну и народ втройне.

Перед нами Горбачев «держал кураж». Но раз уж принял приехавших «друзей», привел в кабинет и предложил сесть, то позаботься хотя бы, чтобы для всех были стулья. Нет, он умышленно никому не дал необходимых распоряжений. Мол, пусть помыкаются эти «друзья», а я посмотрю на них.

То, что Горбачев говорил всем «ты», уже не украшало. Но это не главная беда. Хрущев и Брежнев тоже, как и Сталин, обращались ко многим на «ты». Правда, Сталин обращался на «ты» только к тем, кому в свою очередь разрешал так же обращаться и к себе – Молотову, Ворошилову, Кагановичу… Эта манера общения осталась в Политбюро ЦК с времен революции и Гражданской войны. А вот Хрущев, которого фактически вывела на элитную политическую орбиту жена Сталина Надежда Аллилуева (к ней он втерся в доверие во время учебы в Промакадемии), обращался к Сталину на «вы».

Горбачев не просто небрежно бросал фразы, обращаясь на «ты», но постоянно «вкручивал» в них нецензурные слова. Я смотрел на него и думал: как может такое высокопоставленное лицо вот так общаться с людьми? Ведь это не только унижает собеседника, но и роняет авторитет автора этой похабщины. А с Горбачева – как с гуся вода. Видно, у него все нутро было такое. Непонятно только, почему Раиса Максимовна, державшая Горбачева под каблуком, не «очистила» его от этого недуга. А ведь она любила все красивое, особенно дорогие украшения. Но как может стремление к прекрасному уживаться с вульгарностью!