— Нет, ничего. А почему ты спрашиваешь?
— Мне показалось, Генри что-то передал тебе.
— Ах это… Телеграмма всего-навсего, и какая-то странная. Вероятно, произошла ошибка. Лист был совершенно чистым.
— Как интересно! Можно взглянуть?
— Я сожгла ее, бросила в огонь. Там ведь ничего не написано. Я… я думаю, пора вновь наполнить чаши с пуншем для дам.
Она стремительно прошла мимо, боясь, что Ястреб задержит ее. Но он лишь проследил взглядом, как она покинула комнату, и задумчиво нахмурил брови.
Всему свое время.
Глава 11
Скайлар вернулась на веранду и затерялась в толпе гостей. Ястреб не спускал с нее глаз.
Вечер шел своим чередом. Люди ели, пили. Толковали о старых добрых временах, о политике — политике, проводимой в отношении индейцев, в частности. Ястреб в разговорах не участвовал. Даже среди военных могли возникнуть разногласия. Включись в спор индейцы, это могло привести к настоящему взрыву. Несколько ссор все же едва не разгорелось, но Скайлар выбрала весьма удачное время для появления.
Наконец гости разъехались. Остались лишь Ясень и Слоан Трелони. Ястреб уединился со своими друзьями внизу, в библиотеке, выпить по бокалу бренди. Ничего странного в том, что самые близкие люди остались в столь поздний час, не было.
Вот только на бренди Ястреб налегал уж слишком сильно, хотя обычно был более сдержан.
— Конец уже близок. — Слоан покачал в руках, делая кругообразные движения, пузатый бокал, сужающийся кверху. — Я говорю об индейцах и их образе жизни. Пытался объяснить это друзьям, но они никак не могут взять в толк. Вот ты, Ястреб, все понимаешь. И совершенно не важно, что вырос среди индейцев, родных твоей матери, и гонял в детстве вместе с Бешеной Лошадью. Для тебя это так же ясно, как и для меня.
— Может, армия вдруг возьмет да и оставит индейцев в покое? — предположил Ястреб. — У сиу останутся охотничьи территории. Ведь достаточно земли…
— Земли никогда не бывает достаточно, и тебе это известно, — перебил его Слоан. — Однако не думай, будто белые пребывают в неведении, что индейцев надувают, — добавил он. — Многие знают, что это сущая правда. Скандал может бомбой разорваться в Вашингтоне в любой день. Твой друг Кастер…
— Мой друг? — Ястреб вскинул бровь.
Слоан пожал плечами и криво усмехнулся. Всем было известно, что каждая встреча Ястреба и Кастера заканчивалась стычкой. Знакомство их началось с Вест-Пойнта, где оба учились. Оба воевали в Гражданскую войну, и с этого момента их дороги окончательно разошлись.
— Кастер пользуется популярностью, — напомнил Слоан.
— Несмотря на то что ни для кого не секрет, какой он хвастун.
— Он герой войны, и ходили слухи о его намерении баллотироваться в президенты. Однако сейчас я хотел бы сказать другое. Этот человек известен своими нападками на чиновников, ведающих индейскими резервациями, именно он обличает коррупцию и царящее там воровство. Не уверен, хочет ли он взяться за весь кабинет президента Гранта, но, зная Кастера, такое вполне возможно. Он всегда говорит то, что думает, и при том, что его отношение к индейцам известно, не скрывает своего возмущения из-за бессовестного надувательства.
— Да он же, как нетерпеливая лошадь, уже грызет удила от желания броситься в очередную кампанию против индейцев сиу, — возразил Ястреб.
— Ну, не надо всю вину за то, что происходит с индейцами, валить на него.
— Он солдат, а солдату нужны победы. Равно как Бешеной Лошади как воину необходима война.
— Вот-вот, очередная кампания — и так до бесконечности. Кастеру мир не нужен, — стоял на своем Ястреб. — И мне не по душе его методы. Он… — Ястреб замолчал, качая головой.
Джордж Армстронг Кастер, Оти, как называли его друзья и родные, обожал откалывать шутки в Вест-Пойнте, жестокие шутки. Он мог, например, снять скальп с белки и подбросить Ястребу на подушку. Ястреб отвечал на насмешки тем, что старался обойти Кастера в учебе, зная, как он честолюбив. В состязаниях по стрельбе, по искусству верховой езды — везде Ястреб был первым. Но Кастеру, казалось, не было дела до того. По остальным предметам ему не было равных, и Ястреб не мог не отдать ему должного. Что касалось поведения, то здесь Кастер примерностью не отличался, предупреждения так и сыпались, но каким-то образом ему всегда удавалось избежать наказания.
К чести для него, следует сказать, что сторонником войны он никогда не являлся, хоть и понимал, что военному человеку карьеру в мирное время сделать нельзя. Необходимость убивать воевавших за интересы Юга вызывала у него глубочайшее сожаление.