И все же как раз в это время одному молодому чиновнику пришла в голову счастливая мысль, как повергнуть губернатора или, по крайней мере, уронить его в глазах официального Петербурга. Он сочинил заявление и подсунул его в кипу разнообразных документов, ждущих подписи губернатора, будучи уверен, что и это заявление, как все другие бумаги, губернатор подмахнет вечером, не читая. Вот это заявление:
«Я, Павел Васильевич Т„ губернатор Костромской губернии, сим заявляю, что не являюсь лицом, соответствующим для исполнения должности губернатора, и прошу освободить меня от моих обязанностей.
Мой ум, к несчастию, был расстроен продолжительной и опасной деятельностью социал-демократической и социал-революционной партий, направленной против жизни нашего обожаемого Государя и благополучия Империи. Я отдал все свои силы на искоренение либеральных и современных течений мысли в Костромской губернии. Непрестанные труды мои подорвали все мои способности и здоровье, мой преклонный возраст тяготеет надо мной.
Я совершил многие непростительные и вопиющие ошибки. Я прямо ответственен в утере для казны более миллиона рублей за прошедший год, как будет явствовать из приведенных ниже примеров. Я попустительствовал безграничной продажности моих подчиненных, к великому беспокойству и досаде торговых людей, я издал смехотворные указы, нанесшие урон имени правительства Его величества. Я по ошибке арестовал лиц высокого достоинства и знатного происхождения, я разрешил многим известным мошенникам занять высокие официальные должности. Я прилагаю список наиболее заметных ошибок, мною допущенных».
Отважный чиновник подделал почерк губернатора и был полностью уверен в успехе своей затеи. И его уверенность оправдалась. Губернатор, как обычно, хватал бумагу одну за другой, ставя на каждой горделивую размашистую подпись, выражавшую, по его мнению, его собственное величие и его преданность Государю.
Докладная записка была сложена, помещена в официальный конверт и отправлена г-ну Столыпину в Петербург. А в Костроме дела шли своим чередом.
Спустя несколько дней губернатор был весьма удивлен, получив краткое правительственное письмо, вызывавшее его в Петербург. Никаких объяснений в письме дано не было, и губернатор терялся в догадках. Он уж подумал, что письмо подделано террористами, что существует заговор с целью убить его в дороге, и потому в целях предосторожности послал одетого под него человека более ранним поездом.
Прибыв в столицу, губернатор был обескуражен холодным приемом со стороны правительственных чиновников. В атмосфере витало неприятие и неблаговоление, и он не мог понять, почему. Он полагал, что ему лично не может быть предъявлено никаких обвинений, напротив, рассчитывал на благодарность за свои неустанные усилия по очищению своих подданных от всякой враждебности к властям.
Ожидая в приемной, губернатор вскипал раздражением, нервничал, в нетерпении дергал свои усики, чесал свою глупую голову. Его унизили, заставив ждать. Золотые пуговицы потускнели, даже мундир, казалось, выражал уныние. Через час он уже чувствовал себя преступником. Наконец, губернатору была дарована аудиенция и он как мог бодрее предстал перед холодным взором министра внутренних дел. С минуту он стоял, дрожа, как школьник перед учителем, представляя в уме перспективу бесчестия и даже ссылки в Сибирь, да только понятия не имел, за что.
Столыпин, перебрав какие-то бумаги, вручил губернатору одну из них, спросив, его ли эта подпись.
«Да, моя», — подтвердил Павел Васильевич, глядя на красивые, как ему казалось, завитушки.
Подтвердив, он бросил взгляд на то, что подписал. И побледнел, объятый ужасом, — то была докладная записка. Дрожа, как осиновый лист, он выдавил из себя: «Но я не мог этого подписать».
«Что вы хотите сказать? Это ваша подпись или не ваша?»
«Я, должно быть, поставил подпись случайно», — объяснил губернатор.
«Случайно? Как это может быть?»
Губернатор в полном смятении пробормотал, что он слишком занят и потому мало обращает внимание на то, что подписывает. И, видя, как гнев закипает в его достойном начальнике, и опасаясь, что может случиться самое худшее, поспешил добавить: «Разумеется, после этого я не могу оставаться в своей должности. Я понимаю, что я должен подать в отставку».
Спустя несколько дней об отставке Павла Васильевича Т. было официально объявлено в газетах. Какими-то таинственными путями опозорившая его нелепая бумага попала в прессу, что принесло бедняге-губернатору даже большее наказание, чем отставка или ссылка, а именно — всеобщий смех...
Надеюсь, что теперь, с новым губернатором, Костроме будет житься лучше.
~
Глава 42
ДОРОЖНЫЕ ПРОИСШЕСТВИЯ