Непознанное и невероятное: энциклопедия чудесного и непознанного

Вот он «фактор икс»! По словам Ф.Энгельса: «Никто не может сделать что-нибудь, не делая этого ради какой-либо из своих потребностей и ради органа этой потребности». Потребности человека поддаются квалификации, для коей предложено много ступеней дробности, нам же не нужных. Для целей нашего анализа целесообразно ограничиться делением на две группы, имеющие разные знаки. Первая – это комплекс потребностей, обеспечивающих самосохранение индивидуума и вида – «потребности нужды»; вторая – мотивы иного рода, благодаря которым происходит интеллектуальное освоение непознанного и усложнение внутренней организации «потребности роста», то, что Ф.М.Достоевский описал в «Братьях Карамазовых» как «потребность познания», ибо «тайна человеческого бытия не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить», и при этом «устроится непременно всемирно», потому что человеку нужна общность идеалов – то, что мы бы назвали этнической доминантой. Но ведь последняя не возникает сама по себе, а появляется и меняется вместе с фазами этногенеза, т.е. является функцией искомого «фактора икс». Теперь мы почти у цели. Посмотрим, какой момент присутствует во всех началах этногенеза, как бы разнообразны они ни были. Как мы видели, формирование нового этноса всегда зачинается непреоборимым внутренним стремлением к целенаправленной деятельности, всегда связанной с изменением окружения, общественного или природного, причем достижение намеченной цели, часто иллюзорной или губительной для самого субъекта, представляется ему ценнее даже собственной жизни. Это, безусловно, редко встречающееся явление и отклонение от видовой нормы поведения, потому что описанный импульс находится в оппозиции к инстинкту самосохранения и, следовательно, имеет обратный знак. Он может быть связан как с повышенными способностями (талант), так и со средними, и это показывает его самостоятельность среди прочих импульсов поведения, описанных в психологии. Этот признак до сих пор никогда и нигде не описывался и не анализировался. Однако именно он лежит в основе антиэгоистической этики, где интересы коллектива, пусть даже неверно понятые, превалируют над жаждой жизни и заботой о собственном потомстве. Особи, обладающие этим признаком, при благоприятных для себя условиях, совершают (и не могут не совершать) поступки, которые, суммируясь, ломают инерцию традиции и инициируют новые этносы.

Эффект, порождаемый этим признаком, видели давно; больше того, эта особенность даже известна как «страсть», но в ежедневном словоупотреблении так стали называть любое сильное желание, а иронически – просто любое, даже слабое, влечение. Поэтому для целей научного анализа мы предложим новый термин – пассионарность.

Например, тщеславие заставляет артиста добиваться одобрения аудитории и тем совершенствовать свой талант. Властолюбие стимулирует активность политических деятелей, подчас необходимую для государственных решений. Жадность ведет к накоплению материальных ценностей и т.д. Ведь все эти чувства – модусы пассионарности, свойственной почти всем людям, но в чрезвычайно разных дозах. Пассионарность может проявляться в самых различньк чертах характера с равной легкостью, порождая подвиги и преступления, созидание, благо и зло, но не оставляя места бездействию и покойному равнодушию.

Наполеон. Поручик артиллерии Наполеон Бонапарт в молодости был беден и мечтал о карьере. Это банально, и потому понятно. Благодаря личным связям с Огюстеном Робеспьером он был произведен в капитаны, после чего взял Тулон и, став в результате этого генералом, в октябре 1795 года подавил мятеж роялистов в Париже. Карьера его была сделана, но богатства она ему не принесла, равно как и брак с красавицей Жозефиной Богарнэ. Однако уже итальянская кампания сделала Бонапарта богачом. Так что остальную жизнь он мог бы прожить, не трудясь. Но что-то потянуло его в Египет, а потом толкнуло на смертельный риск 18 брюмера. Что? Властолюбие, и ничто иное! А когда он стал императором французов, разве он успокоился?

Нет, он принял на себя непомерную тяжесть войн, дипломатии, законодательной работы и даже предприятий, которые отнюдь не диктовались истинными интересами французской буржуазии, вроде испанской войны и похода на Москву.

Конечно, Наполеон всякий раз по-разному объяснял мотивы своих поступков, но действительным источником была неуемная жажда деятельности, не оставившая его даже на острове Св. Елены, где он написал свои мемуары только потому, что не мог находиться без дела. Для современников стимул деятельности Наполеона казался загадкой. И недаром парижские буржуа приветствовали русскую армию, вступавшую в Париж в 1814 году возгласами: «Мы не хотим войны, мы хотим торговать». Парижские лавочники только удивлялись, зачем император вечно стремиться воевать. Точно так же Александра Македонского не понимали даже его «друзья», как называли ближайших сподвижников царя-завоевателя.