Неправда

- Особенно Чехов. - Пробурчал сам для себя Лешка. Но, его, слава Богу, никто не услышал, а то бы высадили, на фиг, на промежуточной станции канатной дороги, называвшейся, кстати, "Сосновый бор".

После пересадки, тетушка показала груды камней и назвала их развалинами старой римской дороги, а затем она похвасталась чахлыми кустиками знаменитых крымских виноградников.

Наконец, они прибыли и Лешка, устав от экскурсионного треска, с облегчением вывалился из кабинки. Воздух ошеломил его. Здесь было гораздо жарче, чем наверху, но самое главное, это был запах. Непередаваемый никакими словами запах кипарисов, магнолий, роз, можжевельников, лавров и моря.

Запах Крыма.

Отдыхающие шумной цыганской толпой уселись в "Икарус", а он, в гордом одиночестве перейдя дорогу, увидел стоящую на обрывчике ротонду. Зайдя в нее, он сел на лавочку уставился на солнечные блики, игравшие на воде и задумался - а что делать дальше?

И вновь безнадежная тоска, развеянная было на Ай-Петри навалилась на него. Его вновь затрясло от воспоминаний, тяжесть сдавила его грудь и знакомые вибрации пронзили мышцы. Мир поплыл в никуда, солнце закружилось вокруг резко заболевшей головы, тошнота вновь подступила к горлу. Он попытался встать и это, неожиданно получилось, и все вернулось на круги своя. Остался только легкий озноб. И снова заныла ладонь.

Тогда он закурил и начал считать затяжки. Если их будет нечетное количество - пойдет направо, четное - налево.

Вышло девять. Лешка повернулся лицом к сверкающему морю и зашагал по дороге вправо. Минут через пятнадцать он вышел к зданию, изображавшему средневековый замок.

"Воронцовка!" - обрадовано вспомнил он. Через узкий проезд он вошел во внутренний дворик. Странно, но людей здесь не было. Он подошел к билетным кассам музея, но и за окошком было пусто. Одна из дверей, как раз та, через которую обычно запускают туристов, была распахнута настежь. Лешка осторожно шагнул внутрь и тихо позвал: "Эй!". Никто ему не ответил. Поколебавшись, он все же надел бахилы, чтобы не испачкать раритетный дубовый паркет грязными кедами.

Первой комнатой была, кажется гардеробная. Длинная шеренга высоких в два человеческих роста шкафов накренившись разглядывала пришельца в замызганных джинсах и рваной штормовке. Шелест бахил расползался по углам, скрипел паркет, шторы подымали вековую пыль вслед за Лешкиной спиной.

Войдя в когда-то парадный кабинет графа Воронцова, а ныне зал музея, Лешка встретил нахмуренные взгляды висящих на стене портретов. Полуулыбчатый граф брезгливо отвернул от вошедшего острый аристократический нос. Сиятельные князья и полководцы старательно не замечали студента и тогда он показал императрице Екатерине Второй язык. Она небрежно повернула к нему свой двойной подбородок, свысока посмотрела на студента и тоже высунула свой язычок. За окном резко потемнело, в камине вспыхнул огонь, красным окативший комнату, а чугунная лошадь под не менее чугунным Наполеоном забила копытом. Лешка рефлекторно отшатнулся. Князь Воронцов хлопнул неслышно в ладоши и чьи-то торопливые шаги загрохотали в гардеробной. Студент не стал дожидаться слуг рисованных хозяев, он выскочил через бывший будуар хозяйки в голубую гостиную, где сам по себе играл "Лунную сонату", прихлопывая в такт крышкой, рояль. Белые, неповторяющие друг друга цветочки на потолках и стенах вдруг сплелись в тугую завязь, через сито которой угадывалось безглазое плачущее лицо молодого, но истерзанного до морщин жизнью мужчины.

Лешка выскочил в зимний сад, намереваясь выскочить на южную террасу дворца. Но свисавшие с потолка лианы уронили свои змеиные головы и засвистели на него. На свист повернулась скульптура девочки и кокетливо заулыбалась. Обнаженные нимфы попытались спрятаться в густых зарослях оранжереи, а хозяин гарема, мраморнолицый Аполлон грозно замахал руками на чужака.

Слева кто-то заухал и булькающее захохотал.

Лешка отскочил от кривляющегося безрукого старикашки, чрезвычайно похожего на обезьяну. "Вольтер" - пульсировала гнойно-желтая надпись под бюстом. Лешка осторожно обошел скалящийся бюст французского атеиста, но из воды выпрыгнуло несколько зубастых золотых рыбок и вцепились в икры студенту. Он отпрыгнул было в сторону, но тут безобразный старик вцепился металлическим ртом ему в руку, а в голову клюнула змеиным жалом ожившая лиана.

Лешка с трудом вырвал штормовку из пасти философа, оставив клок ткани в его зубах и упал на пол, уворачиваясь от ударов зеленых змей. Оторвав от ноги маленьких золотых пираний, он прополз по клетчатому сине-белому полу в английскую столовую.

Там горели камины, огромный стол был накрыт белоснежной скатертью, на которой стояли разноцветные бутылки, серебряные блюда с всевозможными закусками - здесь лежал и запеченный целиком молочный поросенок, и целые горы жареной птицы, и ломтями нарезанный осетр. Во главе стола сидел в роскошном костюме эпохи Екатерины Второй мужчина. Под напудренными щеками и тщательно завитым придворным куафером париком Лешка не сразу узнал своего куратора.