Неправедные (СИ)

Поднялась страшная суета. Микрофоны, видимо, отключили (я поняла это только по тому, что Валерьевна очень рьяно махала руками звукооператору), но Ванька продолжал что-то кричать…

Из его фраз до меня доносились лишь обрывки.

«Стыдно»… «Осознавать, что твоя мать»… «Позор»…

И я даже не сразу их разобрала, так было шумно. Волна, поднятая Серёжей, нарастала и уже захлёстывала его самого: в их разборки с впереди сидящим парнем, которого, я расслышала, назвали «Лебедем», влез Игорь, желающий, видимо, не столько затушить конфликт, сколько усугубить его.

— Пожалуйста, мужчина… ребята!.. — пыталась что-то вставить в уже снова оживший микрофон Белозёрская. — Серёжа… Дима!.. Прекратите, немедленно прекратите!..

— Да кто-нибудь слышал вообще, она с ним трахалась! — вдруг раздалось с неимоверным фонящим звуком.

И я с ужасом встретилась глазами с Ванькой.

Это была какая-то секунда, пока его не сгребли всё та же Валерьевна и ещё кто-то, и не вытолкали куда-то за занавес…

Но меня поразил его вид. Весь всклокоченный, мокрый, дрожащий и раскрасневшийся. И взгляд — полный лютой, нечеловеческой ненависти… Мишин взгляд…

И тут звуки для меня словно выключились. Все разом. Меня оглушило. Остался только какой-то шум в ушах и глухое буханье где-то там, далеко, за грудиной…

Не видя ничего перед собой, я выбралась из зала, кое-как спустилась по шатающейся, обваливающейся под моими шагами лестнице и выскочила на улицу.

Глоток острого, как кинжалы, кислорода, вспорол мне лёгкие и вырвался наружу с каким-то жутким воющим звуком. Я зарыдала.

Голова отказывалась что-то понимать, воспринимать, принимать…

Меня просто накрыло дичайшей истерикой.

Я не могла поверить, что он мог это сделать…

Мой сын!..

Мой родной ребёнок!.. Как он мог, ведь это же всё ещё я!..

Глава 36

Марина

Я застала себя дома, ещё всю в слезах, но уже почти высохших, и в полной решимости собрать вещи и уехать отсюда навсегда. Куда — я не знала. Об этом пока не задумывалась. Мною руководило лишь одно желание — исчезнуть.

Но когда я наконец осознала, что деваться мне некуда, что я не смогу бросить всё — дом, работу, собаку — и что никто меня нигде не ждёт, что я абсолютно никому в этом мире не нужна… — просто рухнула в кровать, в груду накиданных в состоянии аффекта вещей, и, закусив губу, беззвучно и горько завыла.

Не могу сказать, сколько минут, или, может быть, часов так прошло. Кажется, я провалилась в беспамятство. Только постепенно размытые пятна перед глазами начали густеть и собираться в определённые формы, и в какой-то момент я сообразила, что нахожусь не одна в комнате.

Не на шутку перепугавшись, я тут же вскочила с кровати и, утерев слёзы, вперилась взглядом в притаившийся у входа силуэт.

— Мама?..

Было темно, не знаю, как я вообще собиралась, если даже не включила свет здесь — только в коридоре, — но знакомые очертания я узнала сразу.

— Да, это я. — Со вздохом она отлепилась от двери, привалившись к которой стояла, и неспешно направилась ко мне.

— Что ты здесь делаешь? — поражённо прошептала я, стирая с лица остатки пощипывающей кожу влаги. — Ты… ты как здесь вообще оказалась?

— Я была на том концерте! — ошарашила меня мама, присаживаясь рядом. — Ванька и меня просил приехать.

— Но… но я тебя не видела там…

— У меня было вип-место. За кулисами, в уголке. Я сама так захотела. Иногда оттуда гораздо интереснее наблюдать за представлением.

— Мама… — опешила я.

Впрочем, моя мама всегда выделялась из толпы несколько экстравагантными замашками. В этом была она вся: холодная, гордая королева, как правило, со всеми держащая дистанцию, надменная и очень требовательная.

— Значит, ты всё слышала… — разочарованно протянула я.

— Да, и поэтому я здесь, — сказала она, ещё выше задрав практически не оплывший с годами подбородок.

— И как Ванька это сказал… — внимательно вглядываясь в её, освещаемый лишь тусклым светом из коридора, профиль, понуро проговорила я.

— Да!

В её голосе не послышалось аналогичных моим эмоций. Мама, как всегда, была максимально собрана, невозмутима и рассудительна.

— Всё видела, всё слышала, — продолжила она. — Но, прости, не вижу в этом особой трагедии…

— Мама, ну как?.. — взвыла я, но она меня осекла.

— Спокойно, Ваньку я возьму на себя. Он, конечно, тот ещё засранец, но ему тоже не просто сейчас, он слишком ранимый и всё воспринимает близко к сердцу…

— Ранимый?! — возмутилась я, поражаясь тому, что мама… никогда, за всю жизнь ни разу так и не вставшая на мою сторону, не понявшая меня… сейчас практически оправдывает Ванькин поступок. Хотя сама я, наверное где-то в глубине души пока, но тоже уже готова была искать для него оправдания. — Ты слышала, что он сказал, слышала?!

— Успокойся. Во-первых, он на тебя давно обижен за Москву… Да, а как ты хотела? — она выразительно посмотрела на меня. — Он уже тоже не ребёнок, у него были свои какие-то мечты, планы, надежды…

— Но разве я в этом виновата, мама?! Разве я виновата?!