– Да, пойдем, – отвечаю я, хотя мысли крутятся совершенно в другом направлении. Моя фантазия нарисовала красочные картины: она в его руках; с жадностью отвечает на его поцелуи; стонет и шепчет ему, какой он молодец, какой он жеребчик. А я перестал быть ее жеребчиком. Но это я! Я, и только я! Больше никого не должно быть!
– И эта твоя долго тут будет? – кривится Мел.
– Не знаю, спроси, – бросаю я.
– А где она сейчас?
– Боже, Мел, иди и проверь! Мне-то откуда знать?! – повышаю я голос, туша окурок в пепельнице.
– М-да, нервишки тоже шалят, Эрик. Иди трахни свою шлюху, – фыркает дочь и встает.
– Мел…
– Да отвали, – она отмахивается от меня и оставляет одного на веранде.
Я с силой тру лицо, чтобы хоть как-то прийти в себя. В теле напряжен каждый мускул, а адреналин от ревности и злости подскакивает до немыслимой отметки. Я вскакиваю с места и, не думая, иду к выходу, но у двери разворачиваюсь и возвращаюсь.
– Черт, – цежу я, яростно мотая головой.
И что мне делать? Что? Поехать и забрать, уволить к чертям Дона и закатить истерику? Нет. Могу ли я? У меня нет никаких прав! Гребаная Соня! Она даже не слышит того, что нам пора расходиться. Просто игнорирует или же перебивает, сбивая с толка своими вопросами и болтовней об отце, остужая мой пыл врезать ей и выволочь за волосы из моего дома.
Что я должен сейчас делать? Только взять новую сигарету и бутылку, плеснуть в бокал и выпить залпом, ощущая, как по венам прокатилось тепло, но сильнее сжало сердце. Даже дышать так трудно, что табачный дым заставляет кашлять. С усердием пытаюсь прекратить думать.
Она решила, она даже не захотела понять меня, не дала мне времени привести все в то состояние, какое было до появления Сони.
Господи, как мне отвратительно внутри. Я сижу тут один, пока она развлекается. Это грязно, она становится грязной, но не со мной. Я один и скулю от этого, как полный придурок, как подросток. Но разве имеет значение возраст, когда тебе изменяют? Ведь я не делал этого, но она не верит. Назло? Делает это мне назло?
«Мой жеребчик», – слышу в голове ее смех и выпиваю новую порцию от этих воспоминаний. Почему мысли не материализуются? Ведь я с усердием представляю, как она отказывает Дону и приезжает, заходит и видит меня. И все. Я бы сказал ей все, полностью рассказал о своих чувствах, о планах, о нашем будущем. Она бы обняла меня и согрела своей нежностью, которую научилась дарить только со мной.
Я жмурюсь так сильно, что перед глазами начинают взрываться яркие фейерверки. Но ничего. Все та же тишина, и я один, сижу на веранде с тлеющей сигаретой и бутылкой виски.
Напиться от боли внутри, чтобы уронить голову на руки и смеяться как умалишенный. Но ведь я не могу плакать, не умею, а хотелось бы. Возможно, этот монстр внутри, разгрызающий сердце, сжалился бы надо мной и ушел. Оставил бы меня, и я залечил бы раны, из которых хлещет неразделенная любовь.
Любовь. Столько раз думал… идиот. А вот она та самая, и все в пустоту, в ночь. А я так устал. Я ведь тоже не железный, у меня есть гордость, есть она. Растерял, как встретил ее, она поглотила ее своим томным шепотом, своим смехом и порочностью. Но это и моя порочность, мы ведь едины. Она и я. Как она не видит этого?
Не со мной. Не моя. Тает не в моих руках сейчас…
Становится так до тошноты противно, что я издаю стон и кладу пьяную голову на стол.
Если постучу ею, может быть, придет решение? Нет, не помогает. Только начинается другая… физическая боль, сжимающая виски.
Да кто она такая, в конце концов? Девчонка, решившая, что мной можно помыкать и унижать, делая из меня покорного зайчика?
Ну, держись, потому что с меня хватит.
Я решительно встаю, слегка качаясь, и цепляюсь руками за стол. Я чувствую, как мои глаза наливаются кровью от беззвучной ревности и ярости на нее. Меня шатает, но это даже не волнует.
Забрать свое и привести домой. Пусть орет. Пусть будет скандал. Но не могу так больше.
Я не помню, как доехал до высотки, где я снимаю квартиру для Дона. Выйдя из машины, я прохожу охрану и вхожу в лифт, нажимая на кнопку одиннадцатого этажа.
Боже, меня сейчас вырвет.
Я сжимаю губы и громко втягиваю в себя воздух, пока единицы на двери прыгают перед глазами. Постучать… выломать дверь на хрен. Вытащить ее из постели этого ублюдка и разорвать.
Моя рука поднимается… есть ли у меня право?
Ладонь беззвучно прижимается к металлу, как и лоб.
Не могу. Я просто не могу разрушить ее жизнь, показать всем, что она была со мной, а сейчас она ведь счастлива… с ним. Отпустить? Больно.
Я качаю головой от своих мыслей и отталкиваюсь от двери, плетясь обратно к лифту. И что я могу? Ничего. Она права, сказка закончилась и пора посмотреть правде в глаза. Ничего нас не связывало, кроме секса и моего желания увидеть искренность в черном омуте ее взгляда дьяволицы.
Она наложила на меня какое-то заклятье. Точно наложила. Ну не могу я так любить ее, что вместо собственных желаний ставлю превыше всего ее. Не могу… не способен… колдунья.