Никогда не ощущал себя настолько отвратительно. Больно. Больнее, чем было вчера. Больнее, чем будет завтра. Так остро. Так ярко. Так бессмысленно.
Срываться на всех, а особенно на Дона, который помог этой стерве сбежать и не получил наказания за свои слова. Предатель. Уволить к чертям. Так и сделал, но облегчения это не принесло. Только еще больше усугубило мое состояние.
Улыбаться и смеяться вместе с Соней, гулять с дочерью и забыть навсегда о прошлом. Вот они, легкие решения, которые я принял за бессонную ночь. Идеальная жизнь. Моя. Только моя. Вернул и счастлив. Без нее. Лжец.
Чувствовать себя грязным, но не оттого, что я изменял Соне. А потому что не та трогает меня, не та целует меня, а я заученно отвечаю ей. Не суметь возбудиться и уйти, только бы утонуть в алкоголе и видеть перед глазами пустынный пляж с одинокой фигурой девушки с развевающимися темными волосами. Сирена. Заманила меня и использовала. А оказалось, что я не того поля ягода. Стар.
Слушать крики Сони и не отвечать, отворачиваться от любых попыток вывести меня на разговор. Уходить. Бегать от нее. Даже Мел бросила меня, уехав к Ноа, только бы не общаться с Соней. Искупаться в бассейне, чтобы заболеть и перебить эту боль внутри. Заснуть снова с бутылкой на веранде, и плевать, что идет дождь.
Сделать вид, что все хорошо, но не попросить прощения. Не за что. Видеть, что Соня совершенно не та женщина, которую я знал столько лет. Словно розовые очки… мои… сорваны. Все гнилое и черное.
Игра. Все вокруг меня играют. Соня стала покладистой и постоянно желающей затащить меня в постель, в которой я не сплю уже третью ночь. Мел улыбается, совершенно поглощенная своими переживаниями, даже не упоминает о ней. Смотреть на наше фото и сжать его в руках, бросая в огонь. Пламя тут же подхватывает карточку, сжигая дотла мое счастье. И сердце так же горит в нем, обливаясь горечью и болью.
Убежать снова, притвориться, что работаю. Но лишь сидеть в отцовском кресле в офисе и делать вид. Вернуться домой за полночь и тихо пройти в ее спальню. Ее аромат выветрился, только вот я вижу ее эфирное тело, танцующее тут вместе со мной. Наши тела, лежащие на постели, и поцелуи. Притронуться к губам и улыбнуться, подойти к постели и забраться в нее, ощутив себя больным.
– Скажи, это когда-нибудь пройдет? – я затягиваюсь сигаретой и выпускаю колючий дым, запивая его виски.
– Что именно? – уточняет Ноа.
– Вот тут, – я ударяю себя по груди, смотря на девушку, крутящуюся на шесте. – Тут давит.
– У тебя проблемы с сердцем? – переспрашивает друг.
– Да. Оно разорвалось, и я не могу дышать. Не могу думать. Не могу есть. Не могу жить. Я один, Ноа, – залпом допиваю алкоголь, наливаю новую порцию.
– Хлои? Ты по ней так страдаешь? Это твое тупое зомбиобразное поведение связано с ней? – удивляется Ноа, а я кривлюсь при упоминании ее имени. Я ведь даже не разрешал себе произнести его, воскресить на губах.
– Я не страдаю, я медленно умираю. Я не знаю, как прекратить это. Сначала хотелось разорвать ее, убить, придушить. А сейчас так давит, что я не хочу двигаться никуда. Понимаешь, словно оторвали кусок от меня. Необходимый жизненный кусок, и я не умею без него дышать. Я как будто в каком-то лабиринте, из которого не могу выйти, – бормочу я.
– Эрик, ты любишь ее, да? Это и есть та самая любовь, которая убивает?
– Не знаю, – качаю я головой. – Но первый раз за все время я понимаю отца, не желающего лечиться, только бы воссоединиться с мамой там, где прекрасно.
– Так поезжай к ней. Почему ты тут? Почему она улетела? Что тогда случилось? – спрашивает он.
Я сглатываю ком из воспоминаний и заглушаю томление по ее теплу в алкоголе и новой сигарете.
– Я стар, Ноа. Для нее я старый. Она никогда не чувствовала ко мне ничего, кроме похоти. Она играла со мной, мстила за то, что я сразу не признался, как она влечет меня. Она просто неправильная. Она порочная. Она такая пошлая, – я смеюсь, словно сумасшедший, хрипло и горько одновременно. – Она не моя.
Встаю с места и, пошатываясь, иду к выходу из клуба, туша окурок в пепельнице на чужом столике. Когда придет облегчение?
Приборы стучат по тарелкам, стол, сервированный идеально, свечи придают романтическую атмосферу, но я не тут. Я вижу ее, смеющуюся с Мел на кухне, как я кружу ее в Диснейленде, и я улыбаюсь этим видениям. Они меняются, и мы завтракаем. Дочь улыбается ей, она бросает на меня нежный взгляд, а я влюбляюсь все сильнее, наслаждаясь идиллией моей неправильной семьи.
– Мелания, не хочешь завтра со мной сходить в салон? – Голос Сони спугивает эти картинки, и я моргаю, возвращаясь в мрачную столовую.
– Мел, – бурчит дочь. – Но для тебя никак, даже не обращайся ко мне, потому что с его шлюхами я не обязана разговаривать.
– Эрик, ты ничего ей не скажешь? – взвизгивает Соня.
– А что я могу? – равнодушно отзываюсь я.