— По-моему, мы это уже обсуждали, — выдохнула. — Тот, кому пофиг, никогда не приставил бы к тебе няню. Не требовал бы отчётности. Не увольнял бы женщин за малейшие проступки. Не следил бы за твоим питанием… Ты в курсе, что он отругал меня, когда ты не спустился на ужин в день нашего знакомства?
Вообще, всё это действительно выглядело очень и очень странно. Раз уж Игорь Алексеевич всё знал про сына, почему не контролировал его сам?
— Так тебе и надо, — внезапно улыбнулся Дима. — Жаль, что не уволил.
Это был удар ниже пояса. Подлый. Особенно мерзкий в отношении беззащитной женщины…
— Да. Действительно жаль, — ответила искренне. — Тогда всё закончилось бы куда быстрее… Но, раз уж так вышло, давай продолжим.
Увы, моё самолюбие и чувство собственного достоинства здесь были вещами отнюдь не первостепенной важности… И, похоже, парень это понял. Удивился — но зато беспрекословно подошёл к шкафу, присоединившись к выгребанию своего вредного богатства.
— Нда. Похоже, нам понадобится коробка. И большая. Найдётся?
— Я думал, ты планируешь это выкинуть, — вместо ответа признался пацан.
Видать, потому и присоединился…
Эх. Как же сложно было правильно истолковать все его реакции!
— Зачем? — спросила, не позволив отчаянию завладеть разумом. — Это же продукты. Опасные в больших количествах, достаточно безобидные в малых и не просроченные. А пищу выкидывать нельзя. Она может спасти жизнь во время голода. Что же касается твоего здоровья — то это тебе жить с язвой в желудке. Не мне. Говорят, даже гастрит — это очень больно. И может закончиться операцией, которая лишит тебя возможности нормально питаться.
И я не шутила. Ни на секунду. Чтобы Дима сразу всё почувствовал.
— Так есть у вас подходящая коробка или нет?
— Наверное, где-то у Наргизы, — очнулся парень. И тотчас ехидно улыбнулся: — Спроси.
Звучало забавно. Ведь окажись горничная дома — я бы пошла и спросила. А на глупые вопросы подопечного отвечала бы таинственной улыбкой… Но увы. Пришлось искать другой путь решения проблемы.
— О! У меня идея! — воскликнула, вновь наткнувшись на бесконечные сумки. — Мы поступим иначе — сложим чипсы в рюкзаки и уберём в шкаф! Можно даже разобрать по вкусам…
— Тут только три вида, — лениво парировал Дима. — И рюкзаки тоже надо разобрать.
Честно говоря, здесь я чуть не сдалась. После его заявления мне до трясучки хотелось опустить руки — однако я знала, что надо лишь перетерпеть. Что я сильнее лени… И потому с энтузиазмом потёрла ладони друг о друга, настраиваясь на огромный фронт работ.
До ночи бы управиться. Не то что до ужина.
13
Это был ад. Чего только в этих рюкзаках не находилось! И бесконечные тетради, и ручки, и учебники со второго по восьмой класс, и одежда, и мусор — ведь Наргиза, как порядочная горничная, по карманам не лазила. А ещё метательные ножи, кастеты и прочая ерунда. Там только пистолетов для полного счастья не хватало — но оно и понятно. Дима боготворил лишь холодное оружие. Хотя само его наличие, да ещё в таком количестве несколько настораживало… Своему ребёнку, например, я бы подобного не позволила. И брату тоже. Жаль, что это было не в моей юрисдикции.
Впрочем, кое-что любопытное из завалов мы всё-таки вытащили. Маленький, игрушечный металлический мотоцикл. Не статуэтка, а полноценный транспорт с поворачивающимся рулём, амортизаторами, действующим тормозом и, разумеется, крутящимися колёсами. Я бы не удивилась, если бы и двигатель там тоже оказался рабочий. А в бак бы заливался бензин…
— Мамин, — неожиданно нежно обронил парень, погладив затёртый бок.
Словно именно там его постоянно касались… И у меня на глаза почему-то навернулись слёзы.
— Она любила мотоциклы? — спросила, намеренно использовав прошедшее время.
— Обожала. Так папа говорит. Это он ей его подарил.
Всё было настолько запущено, что Дима даже Игоря Алексеевича без ненависти упомянул!
— Они развелись? — уточнила на всякий случай.
— Она умерла. Мне было четыре, и я совсем её не помню. Только фотографии.
Которых, кстати, я нигде не видела! Странно.
— Твой отец любил её?
— Очень.
Ещё страннее. Не прятал же Игорь Алексеевич их все у себя! Я даже представить теперь его спальню не могла. Хотя раньше представляла и вполне живо. Строгую и аскетичную, с широкой роскошной кроватью, телевизором, монументальным письменным столом, на котором стоит ноутбук, картинами на стенах и, почему-то, резным комодом. А теперь все стены вдруг превратились в выставку фотографий неизвестной женщины, а все поверхности оказались заставлены её фотопортретами. Прямо фотовыставка какая-то. Горькая и болезненная.
— Он говорил? — сморгнула страшную картину.
Представила-таки.
— Няня. Первая. Так она объясняла его постоянное отсутствие. Говорила, что он ушёл в работу, чтобы забыться.
Чёрт. Если это было правдой, то поведение директора становилось совершенно логичным. А воображаемые фотографии в рамках приобрели ещё больший вес… А мои шансы на счастье окончательно превратились в пустоту.
Нет. Надо же! Десять лет. Десять!
— У него что, не было других женщин? — забыв о приличиях, внезапно спросила Диму. — После неё?