Неправильная женщина

На следующий день Сергей отвез материал Жакобу, а вечером сообщил, что тот должен завтра рано утром улететь. Никаких сообщений об авиакатастрофах не последовало, из чего я заключила, что маленький сплетник благополучно прибыл на родину.

Через два дня я получила сообщение из канцелярии трастового фонда: меня поблагодарили за отлично проделанную работу. Письмо пришло за подписью какой-то Марты Гединке. Все. Больше мне никто не позвонил.

* * *

И вот тут на меня надвинулась настоящая депрессия. Вроде все рассосалось, финансовый вопрос решился, мои знания снова оказались востребованы, а вот поди ж ты…Мне было на все наплевать, ничего не хотелось. Целыми днями я лежала, отвернувшись к стене… Голода не чувствовала, ела только под настоятельные Сережкины уговоры.

Иногда ему прямо-таки приходилось запихивать в меня съестное. Правда, пила воду: жажда — пожалуй, единственное чувство, которое оставалось, кроме позывов к удовлетворению естественных потребностей.

Говорят, в таком состоянии люди начинают ходить под себя. Я до этого не дошла. Природная брезгливость у меня оказалась сильнее депрессии, и даже жажды жизни. Но все равно, толку от меня было, как от какой-нибудь колоды.

Мой сын не знал, что делать. Приводил ко мне врачей, звонил во Францию Манане советоваться, даже пробовал воздействовать на меня через бабушку с дедушкой. Пришлось им все рассказать, и Катерине заодно. Не знаю уж, кто как воспринял новость, меня это абсолютно не интересовало. Но все попытались как-то на меня повлиять, и все с нулевым результатом. На врачей я внимания не обращала. Они приходили, смотрели и уходили, выразив сожаление, что в моем положении их средства противопоказаны.

Один раз в сопровождении отца приехала моя мама Под ее ламентации я закрыла голову подушкой, и только. Она повозмущалась, но принуждена была отступить, и больше не приезжала, осведомляясь о моем состоянии по телефону.

Отец приезжал регулярно, привозил еду и сидел около меня часа по два, рассказывая о том, как у кого идут дела. Видно, надеялся, что это меня хоть как-то заинтересует. Напрасный труд.

В результате, все сошлись во мнении, что меня надо оставить в покое. Все равно в моем положении антидепрессанты и другие психотропные принимать нельзя. Вроде, так иногда бывает у беременных. Остается надеяться, что пройдет само. Особые ставки делались на рождение ребенка.

Больше месяца маялся со мной бедный мой сын. Ему приходилось и учиться, и обслуживать свою бессмысленно лежавшую на диване мать. Сначала ему помогала подружка, пресловутая Машка Королева, а потом она куда-то исчезла. Вероятно, ей просто надоело. Иван, правда, друга не бросил — привозил продукты на своей машине.

Катька приезжала раз в неделю, чтобы помочь брату меня помыть. После процедуры тут же уезжала. Со мной не поговоришь, а с Сережкой она общаться избегала. Информацию, скорее всего, получала от деда. Как-то я услышала ее разговор с братом:

— Если мама не придет в себя до конца января, плакала моя поездка в Штаты. Я же не могу бросить ее вот так?! И угораздило ее забеременеть. В ее возрасте бабушками становятся. Надо было выкинуть такой фортель! А я не могу позвонить Эрику и все ему рассказать. Мы с ним больше не общаемся.

— Не переживай особо, мы и без тебя справимся. Главное, чтобы она выздоровела.

Сережка не жаловался, но приходилось ему нелегко. Для парня в его возрасте это совершенно дикая ситуация. Я умом все понимала, но мне было безразлично. Если бы мне сказали, что завтра я умру, я бы и тут не пошевелила пальцем.

Закончилось это в одночасье где-то в середине декабря. Я проснулась рано утром с острым желанием выпить кофе. Сережка давно уехал в институт, и дома никого не было. Пришлось встать, пойти на кухню, с трудом переставляя отвыкшие от ходьбы ноги, и сварить себе кофе. Он показался мне необыкновенно вкусным. Прихлебывая этот божественный напиток из большой фаянсовой чашки, я сидела, смотрела в окно, и вдруг поняла, что жизнь продолжается. Эта мысль вызвала жуткий голод. Я сварила себе то, что нашла в холодильнике: сосиски, полила их кетчупом и слопала за милую душу. Они тоже оказались потрясающе вкусными. Где-то на периферии сознания болталась мысль, что вообще-то я не ем сосиски.

Потом встала и пошла по квартире. Ужас! Порядка не было никакого. Гора грязного белья давно вылезла из корзины и громоздилась на полу. Грязь на кухне превышала всякое вероятие. Посуда в раковине высилась опасной горой. Туалет вонял.

Я же каждый день туда хожу, но почему-то заметила только сейчас. Я заглянула в ванную. И в этом я мылась? Вернее, меня мыли. Да, хороша же я была, если ничего не замечала.

В такой грязи могут выжить только тараканы. Странно, что они до сих пор не завелись.

Надо немедленно начинать приводить все в порядок. Или сначала в магазин? В доме ничего нет.

Я бросилась к вешалке, достала пальто, и тут взгляд упал на отражение в зеркале…