Вечером позвонила Татьяна, извинилась, что не сможет завтра приехать, и пригласила к себе. Я даже обрадовалась: съезжу к Таньке, а то засиделась в четырех стенах. Надо только испечь тортик. У Татьяны потрясающий обмен веществ, вся пища в ней сгорает без остатка. Ест и не толстеет. И обожает мои торты. А я их пеку, но не беру в рот. Во-первых, не люблю сладкое. А во-вторых, мне на них и смотреть вредно. Сразу килограммы прибавляются. Но талант надо реализовывать, да и тренировка не мешает, а то удар пропадет. Вот я и пеку торты для подарков своим друзьям. А заодно Сережке. Катька, как и я, сладкого не ест.
Я принялась за «наполеон». Получился на редкость. Я сложила его в специальную коробку. Вернее, в две. Если уж я берусь печь торт, то делаю много. Целый огромный противень. В результате треть я упаковала для Тани, треть оставила в холодильнике для Сережки, а еще треть назначила на работу, для сослуживцев.
Уработалась как древнеегипетский раб на постройке пирамиды. И рухнула в сон.
Рабочий день во вторник прошел тихо и мирно. Шеф не пришел вообще. Позвонил и поставил меня в известность, что плохо себя чувствует. Я поверила. Несмотря на легкомыслие, которое позволяет нашему Андрею Викторовичу переносить удары судьбы, он очень легко впадает в панику. Боится больше всего не страшного, а непонятного. Конкретную и ясную опасность он переносит куда легче, чем неизвестность. А в состоянии неясности от страха заболевает: у него поднимается давление. Для начальника качество не самое лучшее.
Но надо отдать ему должное, когда опасность понятна, он спокоен иобязательно находит выход.
Если бы ему сказали: Егоров нанял киллера, то Андрей придумал бы, как спасти себя и нас всех. А от неизвестности он захворал. Та же беда у моей мамы, комплекс «умной Эльзы».
Меня шеф ценит за то, что я в панику никогда не впадаю. Заслуги моей в этом нет. Просто, когда господь меня создавал, то забыл вложить чувство страха. Я ничего не боюсь. Разумно опасаюсь, но это не страх, а осторожность. А уж неизвестного я и вовсе не боюсь, оно манит меня с непреодолимой силой. Иногда приходится себя удерживать, чтобы не влезть в какую-нибудь историю. В молодости моя страсть к неизвестному и неизведанному находила выход в научном творчестве, а сейчас приобрела некоторый авантюрный оттенок. У нормальных людей это происходит наоборот.
В этот раз, как всегда, я прикинула возможные сценарии развития событий, продумала свою в них роль, и стала ждать, что будет. Первый ход за Егоровым. Пока он его не сделал, мы продолжаем работать, как всегда. Есть шанс, что ничего не случится. Зачем тогда заранее переживать? Как любит говорить мой папа: «война будет — объявят».
Пока у нас есть заказы, есть деньги, и есть, чем заняться. Ну и отлично. Продолжаем жить, дамы и господа!
Шеф не пришел, и Егоров не объявился. Звонила госпожа Корн и спрашивала, как дела. Я ее уверила, что все идет по плану. Обещала на следующей неделе представить промежуточные результаты. Больше до самого вечера ничего не происходило, если не считать ритуала пожирания торта коллективом сотрудников.
А вечером я поехала к Татьяне.
У Таньки по квартире разливался умопомрачительный запах вкусной еды. Я поразилась: Татьяна кто угодно, но только не кулинарка. Обычно она просто покупает нарезку или заказывает суши с доставкой. Но этот запах я прекрасно знаю, суши так не пахнут.
— Тань, чем так пахнет?
— Сюрприз! Раздевайся и иди смотри!
Я уже направилась на кухню, когда Татьяна завернула меня в гостиную. Я вошла и завопила:
— Ура! Манюнечка приехала! Дорогая моя!
Ясно, чем пахнет! Сациви!
Моя любимая подруга бросилась меня обнимать. Как же я рада! Манана училась вместе с нами в школе, окончила в Москве медицинский институт, а потом родители отвезли ее в Тбилиси, где она вышла замуж и осталась жить. И все годы мы дружили. Приезжали к ней при каждой возможности, и она частенько выбиралась в Москву. Но в последнее время ей было все труднее приезжать, а мне и Таньке было сложно выбраться в Тифлис. И я уже смирилась с этими обстоятельствами, а Танька нет! Сумела как-то ее выцарапать! Молодец! За этим меня к себе выписала. Давно, небось, знала, и молчала. Партизанка.
Мы обнимались, целовались, хохотали, плакали. Вспоминали всех, кого могли. Потом незаметно перешли к делам более актуальным. Я надеялась, что Манана приехала насовсем. Манана отличный детский врач, доктор наук, могла бы давно в Москву перебраться. И для ее мужа здесь нашлась бы работа. Он тоже врач, только уролог. Она не сказала этого прямо, но я так поняла. Но почему только сейчас?
— Мама… Моя мама умерла.