Неправильные сочинения. Комментарии комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума».

Молчалин. как я уже говорил, персонаж хоть и необходимый, но его образ неважен, так как все его действия – это реакция на капризы Софьи. Опять же реакция очень и очень откорректированная осознанием своего подчинённого положения патрону и благодетелю – отцу Софьи. Искренне ли он угождает или ради выгоды, – нам не известно и, за неимением фактов, предположения на эту тему, даже при достаточной их вероятности, могут быть самыми противоречивыми, а следовательно, несущественными. Единственное место, когда Молчалин, не спавший уже часов 30 с лишком, показывает, что он далеко не прост, – это в диалоге с Чацким, где он исподволь демонстрирует нам и последнему, что тот ничего собой не представляет, а Чацкий, не понимая того, оправдывается, используя домашние заготовки и демонстрируя своё злоязычие в адрес людей, которые принимали участие в его судьбе. Этот диалог даёт нам понять, что Молчалин очень неплохо осведомлён об обстоятельствах Чацкого и что Чацкий… личность довольно пустая, да ещё и жёлчная к тому же. Функция у Молчалина, говорю я, исключительно служебная и он её блестяще исполняет! Чацкий же, при всей своей ненависти или всём презрении к Молчалину, злословит о нём только заглазно, в непосредственном общении достаточно корректен. Не от того ли, что Молчалин уже является дворянином и вполне может потребовать у него сатисфакции? Ещё Молчалин нам являет пример вертикальной мобильности в первой четверти XIX века, когда человек из низов к 30 годам уже делает неплохую карьеру. Тем же, кто осуждает Молчалина за якобы низость в финальной сцене с Софьей, скажу: если невинно осуждённый узник своим побегом доставляет нравственные страдания своему тюремщику, то это вина не беглеца, а того, кто осудил его на страдания, им незаслуженные.

Нашим великим актёрам я бы рекомендовал ничего не рассказывать нам про «игру на разрыв аорты», а просто перед тем, как воплощать на сцене образ Молчалина, не поспать 40–42 часа, а потом ещё внезапно потерять надежду поспать и в ближайшие 24. Вашему покорному слуге довелось однажды не спать две ночи кряду, но прочих ограничений у меня не было, – привычная, только круглосуточная, работа с регулярным питанием и возможностью даже 20–30 минут иногда вздремнуть. 12 часов потом я спал, не просыпаясь.

Фамусов — довольно противоречивая фигура. Его можно представить и передовым человеком, судя по его высказываниям о молодёжи, и ретроградом, если судить, как он отзывается о книгах, впрочем, он так мог отзываться только о тех книгах, что читала Софьи и тех, которые не пошли на пользу Чацкому. Но одно, я уверен, неоспоримо: Фамусов являет нам единственный на всю великую русскую литературу пример настоящей мужской дружбы. Может быть, я не очень хорошо знаю литературу, но я не могу назвать ни одного произведения, где бы фигурировали два настоящих товарища. Почему-то вспоминаются только такие романы и рассказы, в которых один другого разорил или где один другого пытается расшевелить и всячески помогает, а потом бросает за бессмысленностью процесса, или один другого убивает просто так, а вот в котором один друг принимает на себя воспитание сына умершего друга – только «Горе от ума»! Фамусов ни разу и ни в чём не упрекнул Чацкого, а ведь было за что! Фамусов не женился вторично, хоть был ещё далеко не стар, когда он потерял мать Софьи, из-за того, вероятно, что не хотел в своём доме отношений: «дочь-мачеха» и тем более «воспитанник-мачеха», то есть заботясь исключительно о детях.

Фамусов сохранил и, вероятно, приумножил состояние Чацкого. Любой человек с качествами, которые приписывают Фамусову моралисты, ещё в детстве объявил бы Чацкого недееспособным, не особенно погрешив против истины, и владел бы его имением, как собственным.

Можно почти гарантировать, что Павел Афанасьевич уже назавтра, всё простив и забыв, кинется разыскивать Чацкого, если тот сам не вернётся раньше – поучаствовать в сцене «Возвращение блудного сына».

Нам ли и в наш ли век упрекать Фамусова за то, что он оказывает протекцию родне? «Свояченицы детки» – это, видимо, дети той самой «Тётки из глуши, из Саратова».