Неправильные сочинения. Комментарии комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума».

Вертит очками так и сяк:
То к темю их прижмёт, то их на хвост нанижет,
То их понюхает, то их полижет;
Очки не действуют никак.

Опять я постараюсь опередить ваш удивлённый вопрос, а к чему теперь «Мартышка и очки»? Этой басней наш великий Иван Андреевич Крылов показывает нам, что классика не умирает, ведь не сыскать области, куда не подошёл бы этот пример! Не то ли у нас хоть в экономике, хоть в демократии, хоть в использовании талантов русского народа, так почему же сама классическая литература должна быть исключением?

Мне не однажды, впрочем, как, наверное, и вам, доводилось слышать, что классическая литература уже не имеет смысла, что нет смысла её не только изучать, но и вообще читать. Может быть, это прозвучит странно, но я согласен с этим мнением с небольшой оговоркой. Русскую классическую литературу нет смысла изучать и вообще читать так, как этому учат в школе. Создаётся впечатление, что профессионалы от литературы хотят возвести её на какой-то недосягаемый пьедестал, чтобы её выучивали и цитировали с придыханием – как откровение.

Мнение тех, кто с большим или меньшим на то основанием назвал себя или кого назвали литературными критиками, почему-то считается окончательным и не подлежащим пересмотру, даже в свете вновь открывшихся фактов, как будто мнение – всего лишь мнение, Белинского, Надеждина или кого-то ещё является краеугольным камнем бытия. Впрочем, так оно, наверное, и было: начнёшь обсуждать директивное мнение на уроке литературы, так потом и на уроке истории придёт на ум что-то обсудить, а потом, страшно сказать, и на лекции по марксистско-ленинской философии! Но это тогда, а почему сейчас, когда тебя всё равно никто не слышит, не обсудить то, что нам досталось в наследство от наших лучших писателей XIX века, абстрагируясь от идеологических установок XIX века и века XX? Критик же в моём представлении призван не толковать замысел автора, так как смысл произведения вполне может противоречить его замыслу и так как сам автор не вполне может объяснить его, но открывать дискуссию и поддерживать к ней интерес, а не стремиться поставить в ней последнюю точку. Впрочем, в желании утвердить собственную правоту нет ничего страшного, так как это стремление не самый предосудительный недостаток, если он не влечёт за собой желание закрыть дискуссию любыми мерами – от полного игнорирования чужого мнения, через публичное осмеяние, вплоть до репрессий. Но ни один писатель, а тем более критик, не может предусмотреть или увидеть все нюансы возрастных, психических, гендерных и прочая, прочая причин, от которых зависит поведение героев какого-либо произведения. Даже если писатель или критик полностью раскроет характер героя, причины, побуждающие его к действию, и прочие тонкости… он раскроет это только для себя, а любой читатель волен всё это понимать в силу всех своих особенностей. Главное же для писателя, чтобы и через 200 лет находили в его произведении что-то интересное и нужное.

Школьная классика… казалось бы, она выучена вдоль и поперёк, все герои однозначны, и их образы не дают простора для обсуждения, ведь они выработаны лучшими критиками XIX века и утверждены аж самим Наркомпросом! Но так ли уж верны привычные для нас истины?

Предлагаю рассмотреть самую первую, скажем уклончиво, ничем не подтверждённую фактами истину, что герои комедии А. С. Грибоедова именно таковы, какими их преподносят 15-летним девушкам и юношам на протяжении по крайней мере последних 100 лет.

Первые русские писатели, а я бы их назвал ещё и философами, и психологами: Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, были объектом восхищения, опять же первых русских критиков – Белинского, Писарева, Надеждина, а также их собратьев по перу, и восторг их был до того велик, что отблеск славы писателей окружил нетленным ореолом не только их основных героев, но и их восторженных критиков. К чести Писарева и Белинского надо сказать, что первый из них не испытывал никакого пиетета перед героями «Евгения Онегина», а Пушкина он даже упрекал в бесцельном растрачивании таланта, а «неистовый Виссарион» считал Чацкого полусумасшедшим. Голоса этих критиков потонули в общем восторженном хоре почитателей талантов Грибоедова и Пушкина, их мнением пренебрегли как несущественным на том, наверное, основании, что гении не могут писать о недостойных восхищения людях. Обманувшись… вообще трудно сознаться в том, что ты обманулся, а в том, что ты, обманувшись, сам обманул, – это вообще немыслимо! Вот и шествуют по школьным учебникам и сочинениям честный, благородный и бескомпромиссный Чацкий, декабрист Онегин и образец для подражания в делах чести и в обращении с юными девами – Печорин.