Неправильный рыцарь (СИ)

Бурые, щедро промасленные, лохмотья едва прикрывали заскорузлое, годами не мытое, тело старосты. Сальные волосы, сьеденные почти до основания зубы и многочисленные трофические язвы… В душе благородного Эрлиха мутной волной поднялось омерзение. Казалось, еще немного — и его, любителя изящных сирвент и кансон, стошнит прямо на роскошную, ухоженную, кое-где перевитую цветными кожаными ленточками, гриву Ланселота.

Он сделал знак секретарю.

— Добрые поселяне! — в надменности не уступая своему господину, произнес юноша. Алый бархатный камзол сидел на нем, как влитой, а многочисленные цепочки самого сложного узора (среди них не было ни одной серебряной — только золотые) сверкающим водопадом низвергались с его груди. Хрупкий и тонкокостный, он был нежен, будто девушка, — и, будто девушка, носил длинные кудри цвета червонного золота. Злые языки поговаривали, что являлся он не только секретарем и живым талисманом благородного Эрлиха-Эдерлиха-Эрбенгардта, но и его любовником. Впрочем, разносить дрянные сплетни — занятие для старых, выживших из ума баб, простолюдинов и бездомных, безземельных отщепенцев.

— Господину барону донесли, что вы долгое время утаивали большую часть налогов, причитающуюся ему, как вашему господину и защитнику. Также господину барону донесли, что вы некоторое время — весну и лето — скрывали у себя колдуна, оскорбившего Его Сиятельство. Смертельно оскорбившего! — возвысил голос секретарь. — Уже только последнего достаточно, дабы отправить всех вас живыми в ад. Но господин добр, снисходителен и милосерд! — воскликнул юноша, и белое перо на его шапочке качнулось влево-вправо.

— Нас помилуют…помилуют…помилуют… — загудела толпа. И мужчины, и женщины, и старые, и малые не верили своим ушам. Слишком…ох, слишком хорошо они знали своего господина.

— Славьте Его Сиятельство! — звонким яростным голосом выкрикнул юнец. — Славьте, ничтожные!

И когда, наконец, Эрлих и его слуги, и воины устали от радостных оглушительных воплей, слез и причитаний, а благородному Ланселоту надоело переступать тонкими, изящными ногами, уворачиваясь от рук ошалевшего старосты, — секретарь властно поднял руку.