Неправильный рыцарь (СИ)

«Где ж я их видел? — нахмурился Эрлих. Он, как и подобает человеку дела, терпеть не мог всякие там загадки и ребусы. — Где, черт меня задери?! Где-е-еэ?!!»

— Подай что-нибудь, благородный рыцарь! — просипела старуха. — Хочешь — денежку, а хочешь — хлебца. ПОДАЙ МНЕ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ!

И, выпростав из-под грязного плаща тощую, покрытую язвами руку, протянула ее к Эрлиху. Сочайщийся зеленоватый гной начал стремительно капать на траву, которая от этого сьеживалась и увядала на глазах.

— Пр-рррочь! — сквозь зубы процедил рыцарь. — Пошш-ла пр-ррочь, ведьма! — И он трижды опустил на узкую спину нищенки свою новенькую плеть.

Но старуха почему-то не просила, не умоляла о пощаде. Ни визга, ни крика, ни стона не издала она. Лишь подняла свои прекрасные глаза и тихо вздохнула:

— Я просила о такой малости, о благородный Эрлих. О такой малости… всего-то лишь о малости. Ты не изменился, благородный рыцарь, ты совсем не изменился — УВЫ!

— Не смей говорить так со мной, Истинным Рыцарем и доверенным лицом короля! — вскипел тот, к кому она обращалась.

— Вот видишь, я оказалась права! — усмехнулась старуха, неожиданно ловким движением схватила плеть и, вырвав ее из рук Эрлиха, бросила в траву. — Чем было, тем и стало, — нараспев произнесла она. На глазах у изумленного рыцаря, плеть обратилась в змею и быстро, словно боясь погони, исчезла среди густого разнотравья.

— Я оказалась права, — повторила старуха. — Вскоре ты лишишься четырех из принадлежащих Тебе ног, а Лес-то у нас непросто-ой!

— Ты, видно, путаешь меня с пауком, — скрывая нахлынувший страх, осклабился Эрлих.

— Ты — еще хуже!

— Пошла прр-рочь, мер-рзкая старушонка!

— Я не всегда была такой, — послышался тихий ответ.

— Мне плевать на тебя и твой лес! Пошла прочь! ПРРРО-О-ЧЧЬ!!!

— Охотно верю, благородный рыцарь! Вспоминай меня, когда вдруг обезножишь, благородный рыцарь, вспоминай меня! Да, — усмехнулась старуха, — А ТЫ И ВПРЯМЬ — БЛАГОРОДНЫЙ?!

И, ловко увернувшись от брошенного в нее камня, расхохоталась и… пропала.

«Роман о заклятых

любовниках»,

глава триста

пятидесятая

Глава 11

Глава тринадцатая

— Тень-тень-тень-вьюить! тень-тень-тень-вьюить! тень-тень-тень-вьюить! вьюить! вьюить! тень-тень-тень!

Простенькая птичья песенка никак не стихала. Ох, не зря, не зря эту крошечную неприметную пичугу прозвали чернушкой-сороковушкой: свой напев она повторяла раз сорок, никак не меньше. Все бы ничего, да только вот особыми руладами, фиоритурами, коленцами, одним словом, виртуозностью она (увы!) не блистала. Бесхитростная птица долбила и долбила свой наивный (и оттого слегка назойливый) мотивчик, словно боялась его забыть. «Тень-тень-тень-вьюить! тень-тень-тень-вьюить! вьюить! вьюить!» — так стучат по черепице дождевые капли. Стучат и стучат, стучат и стучат, стучат и (охо-хо-х!..) стучат.