Неправильный солдат Забабашкин

— Так точно. Мы, вот с товарищем лейтенантом, под бомбёжку попали и были ранены. Вот я в госпитале и лечился, пока на оборону не позвали.

Полковник посмотрел на моего помощника и будто только что его заметил.

— Воронцов, так ты сейчас у него вторым номером? — обратился он к ГБэшнику.

— Так точно, товарищ полковник. Вот с рядовыми Апраксиным и Зорькиным помогаем Забабашкину атаковать неприятеля, — ответил тот и рассказал о нашем методе, — мы заряжаем, он стреляет.

Комдив удивлённо выслушал, посмотрел на стоящие на земле вокруг меня винтовки, обратил внимание на сотню гильз, валяющихся под ногами и, увидев, что на вырытой в земле полке стоит всего одна пачка патронов, посмотрев на меня, спросил:

— Это всё?

Я тоже посмотрел на коробку, и перевёл вопросительный взгляд на Воронцова.

— Это всё?

Тот, очевидно, хотел было пожать плечами, но вероятно вспомнив, что такие ответы не по уставу, обернулся к Апраксину и задал точно такой же вопрос:

— Это всё?

Тому переадресовывать было некому и он, кивнув, ответил за всех:

— Так точно! Весь боезапас, что был у нас, мы ужо исстреляли. Осталось девятнадцать патронов, тама в коробке.

Воронцов обернулся, и собрался было доложить, как и положено, но комдив его остановил, сказав, что всё и так слышал. После этого посмотрел в бинокль в сторону врага и через полминуты произнёс:

— Вроде бы у второго танка, который стоит в колонне, что справа, кто-то ползает.

— Где? — моментально среагировал я, хватая винтовку. А затем, вспомнив, что патронов нет, приказал своим помощникам: — Заряжай!

Уже через пятнадцать секунд я произвёл первый выстрел.

Трое солдат пытались вытащить лежащего в башне немецкого командира.

После того, как первый немец упал, его камрады, поняв, что по ним вновь работает снайпер, побежали врассыпную. Но одного всё-таки я успел достать, попав в спину.

Тот упал, но не умер. А стал ползать по земле и, вероятно, просить помощи, поднимая одну руку вверх. Я знал, что снайперы используют такой приём, который можно называть «ловлей на живца». Они ранят цель и ждут, когда к ней придут на помощь. Раненый, естественно, испытывает боль и просит, чтобы ему помогли. Его товарищи, видя мучения товарища, нередко бездумно спешат к нему на выручку. А это снайперу только и нужно — так и не добивая первую цель, стрелок занимается отстрелом тех, кто, слыша крики боли и отчаяния, идёт к своему товарищу на помощь.

Я это знал и прекрасно понимал, что с военной точки зрения это целесообразно. Ведь снайпер знает точное место, где появится враг, а потому результативность стрельбы у него существенно возрастает. Но смотреть на муки немца мне было органически неприятно. И я, не став продлять агонию вражеского солдата, произвел точный выстрел в одиночную цель.

После этого вновь пробежал взглядом по колоннам и заметил ещё некоторые любопытные головы, которые то тут, то там стали выглядывать из-за техники.

Пришлось вновь начать работать.

Отстреляв ещё магазин из пяти патронов, отметил, что больше любопытных и желающих вынести раненых и убитых с поля боя, нет. Вероятно, все поняли, что снайпер никуда не делся, а потому затаились.

— Пока перекур, — сообщил я, отдав Воронцову винтовку на перезарядку.

Тот, как и положено передал её Апраксину, а сам посмотрел на комдива.

— Это просто удивительно, — произнёс полковник, вновь осматривая меня с головы до ног. — Если бы глазами сам не видел, то ни за что бы не поверил! Это ж надо, в одиночку наступление остановил, — он посмотрел на Воронцова. — Береги мне Забабашкина! Головой за него отвечаешь! Будь с ним всегда!

— Есть, товарищ командир дивизии! — вытянулся ГБэшник.

— Ну а ты, красноармеец, — комдив повернулся в мою сторону, — не дай себя убить. И после боя мухой в штаб. Будем думать, что с тобой делать.

Последние его слова я почти не расслышал, потому что боковым зрением увидел движение со стороны, занимаемой противником. И движение это было, как мне показалось, не на земле, а в воздухе.

Вначале я не понял, что меня отвлекло от слов полковника Неверовского, но затем, всмотревшись вдаль и сфокусировав зрение на горизонте, я понял, что именно меня насторожило. А потому, стараясь не паниковать самому, и не создавать ненужную панику, я негромко произнёс:

— Товарищи, там «Юнкерсы» немецкие к нам летят. Предлагаю отложить разговоры на потом, а самим спрятаться в укрытие, ибо на открытой местности мы с вами представляем для них довольно лакомую групповую цель.

Глава 15 Девушки потом

«Первым делом — самолёты», так называлась прекрасная советская песня, а потом, уже в тексте, добавлялось, что девушки потом. Девушек поблизости не было, поэтому от самолётов сейчас никто и ничто меня отвлечь не могло. Тем более, что эти самые самолёты сами летели к нам на огонёк.

«Junkers Ju.87 Stuka» являлся одномоторным двухместным пикирующим бомбардировщиком и штурмовиком. За то, что при вхождении в атаку он включал сирену, на фронте его прозвали «ревун», а за внешний вид и неторопливость в полёте повесили гордую кличку «лаптёжник».