Неправое дело

Вандузлер-старший никогда ни в чем не знал меры. Его жизнь была чередой пылких романов, легких расставаний и удовольствий, щедрой, но также и опустошительной, за что осторожный с женщинами Марк нещадно порицал его. Это было вечной темой их споров.

– Он ни разу не ударил проститутку, – продолжала Марта. – Когда я попадала к вашему дядюшке, мы подолгу беседовали. Как он? А вы на него немного похожи, если приглядеться. Ладно, оставляю вас работать.

Марк встал, держа в руках точилку и карандаш.

– А все-таки Кельвелер… Почему вы зовете его Людвигом?

Этот-то куда свой нос сует?

– А что не так? – удивилась Марта. – Разве Людвиг – плохое имя?

– Да нет, звучит неплохо.

– А по мне, так это лучше, чем Луи. Луи… Луи… глуповато звучит по-французски.

Марта застегнула пальто.

– Да, – проговорил Марк. – А откуда он, Кельвелер? Из Парижа?

И какого черта он пристает к ней со своими вопросами? Отпустил бы старуху – и дело с концом. Запахнув полы пальто, Марта и сама замкнулась.

– Так из Парижа? – не унимался Марк.

– Из Шера. И что с того? Разве человеку нельзя зваться, как он хочет, пока других законов не придумали?

Марк кивнул, кое-что не укладывалось у него в голове.

– Ну а Вандузлер, что за фамилия? – поинтересовалась Марта.

– Бельгийская.

– Ну вот.

Марта вышла, сделав на прощание жест, означавший, если Марк правильно его истолковал, «не лезь не в свое дело».

Марта, ворча, спускалась по лестнице. Больно любопытный, больно разговорчивый этот парень, прямо как она сама. Впрочем, если Людвиг ему доверяет, его дело.

Марк вновь уселся за стол, слегка встревоженный. Пусть Кельвелер работал в министерстве внутренних дел. Но то, что он продолжает всюду совать свой нос и ведет этот безумный архив, казалось Марку нелепым и бессмысленным. Громкие слова всего не объясняют. За громким словом частенько прячутся ожидающие своего часа мелкие личные счеты, иногда справедливые, а порой отвратительные. Марк поглядел на полки, где теснились коробки с архивом. Нет. Он всегда держал слово, как честный парень, честный до того, что мог утомить остальных своей честной болтовней, и рыться в бумагах он не станет. Не так много у него добродетелей, чтобы одной пожертвовать.

VIII

Часть ночи Луи Кельвелер провел в размышлениях. Накануне вечером он считал владельцев собак, которые приводили своих питомцев пописать на площадке рядом со скамьей 102. Их было не менее десяти, чертов хоровод писающих собак и покорных хозяев. С половины одиннадцатого до полуночи он вглядывался в лица, записывал приметы, чтобы различать их между собой, но не мог представить, как проследить за каждым. На это могут уйти недели. И это не считая тех, что приходили до половины одиннадцатого. Адский труд, но бросить нельзя ни в коем случае. Возможно, убита женщина, он всегда чуял дерьмо и теперь не мог бросить то, что начал.

За утренними владельцами собак следить ни к чему, решетка была чиста, когда он в четверг ушел со скамьи в два часа пополудни. Пес приходил позже. И было по меньшей мере одно обстоятельство, на которое можно положиться, – постоянство владельцев собак. Они приходят всегда в одно и то же время, следуя намеченному пути, и возвращаются той же дорогой. Что же касается собачьих привычек, тут дело более тонкое. Испорченные городской жизнью, псы разучились метить территорию и гадили где попало, но, естественно, в пределах прогулочного пути хозяина.

А значит, есть шансы, что пес вновь появится у решетки. Собаки любят решетки вокруг деревьев даже больше, чем автомобильные шины. Но даже если Луи удастся отобрать двадцать пять собачников, как установить их фамилии и адреса, не потратив на это месяц? Тем более что теперь он уже не годился для слежки. Больная нога не позволяла быстро ходить и делала его заметным. А тут еще и высокий рост.

Нужны помощники, но у него больше не было денег, министерство уже не оплачивало накладные расходы. Он остался один, и стоило с этим покончить. Он нашел кусочек кости у ограды – нужно просто забыть о нем.

Минувшей ночью он пытался заставить себя забыть. Пусть полиция берет дело в свои руки. Но полиции было наплевать. Как будто собаки каждый день съедают по большому пальцу человеческой ноги, чтобы потом где попало испражниться. Кельвелер пожал плечами. Пока нет трупа или заявления о пропаже человека, легавые пальцем не шевельнут. А маленькая косточка еще не труп. Просто кость, и ничего больше. Но бросать это дело нельзя. Луи взглянул на часы. Он еще успеет застать в бункере Вандузлера.