Непредсказанное убийство

— Вам делает честь такая вера во всемогущество и беспристрастность полиции. И все-таки, как человек уже знакомый в общих чертах с вашим делом, я советую вам еще раз подумать.

— Мне не о чем думать, — отрезала Головлева.

— Полиция, безусловно, постарается раскрыть все обстоятельства дела, — продолжал Розовски, решив не реагировать на ее слова. — Если вы уверены в своей невиновности — а вы, конечно же, в ней уверены, — я не вижу причин, которые вынуждают вас так упорно отказываться от моих услуг. Поймите, я вовсе не навязываюсь. Могу сказать вам по секрету, что со вчерашнего дня нахожусь в отпуске. Просто мы с вашим адвокатом — старые друзья. И чисто по-дружески хочу оказать ему услугу.

— Видимо, достаточно высоко оплачиваемую, — язвительно вставила Головлева.

— Даже если и так — вам-то что? — Натаниэль почувствовал себя уязвленным. — Ведь не вы нанимали адвоката, не вы платите ему. Сколько я могу судить, это делают ваши родственники. Или вы настолько щепетильны, что не хотите вводить их в лишние расходы? — он говорил нарочито резко, надеясь разозлить женщину. Ему это не удалось. Головлева на его замечания не реагировала. Вообще, ему показалось, что она не столько слушает его, сколько прислушивается к каким-то собственным мыслям.

Грузенберг смотрел то на детектива, то на подозреваемую, пытаясь понять смысл разговора.

— Ну что? — наконец, спросил он. — Что она решила?

— Видите ли, Цвика, — сказал Розовски, — ваша подопечная вовсе не в восторге от моего участия. Она не хочет вводить в лишние траты своих близких. Не в моих правилах навязываться. Так что я вас все-таки покину. Желаю успешного завершения дела.

— Да, — сказал Грузенберг, — похоже, мне следовало сначала поговорить с ней, а потом уж с вами. Но я даже… — он помолчал немного. — В конце концов, это я вас нанял. Скажите ей, что не она, а я — ваш клиент. Если же она продолжает настаивать на вашем неучастии — что ж, я вынужден тоже отказаться.

Розовски перевел. На Головлеву это не произвело впечатления. Внешне, во всяком случае, ее поведение осталось прежним.

— Поймите, — сказал Натаниэль. — Полиции гораздо выгоднее не найти таинственную свидетельницу — или преступницу — позвонившую в тот вечер. И уж конечно им не придет в голову искать мужчину, назначившего вам свидание.

— Почему вы так думаете? — спросила Головлева.

— Зачем им это? — Натаниэль подумал, что его резкость становится чрезмерной — по отношению к женщине, пробывшей двое суток под арестом в чужой стране. Тем не менее он продолжил: — У них есть вы. Вполне подходящая кандидатура для суда. Не считая некоторых шероховатостей, за которые, слава Богу, уцепился ваш адвокат, их версия абсолютно логична. Вы встретились со своим бывшим мужем, убили его — мотивы предполагаются в совместном прошлом. Арестованы на месте преступления. Все остальное… — он развел руками.

Заметив, что у его подопечной изменилось выражение лица после сказанного, Цвика потребовал перевести. Натаниэль перевел.

— Да, вы правы. Добавьте, что без вашего участия упомянутые вами шероховатости будут сглажены хорошим прокурором в течение пяти минут. И шансов у нее не останется вовсе.

Натаниэль перевел, на этот раз — на русский. Его уже начала раздражать роль. Головлева нахмурилась Похоже, она что-то взвешивала в уме.

— Хорошо, — наконец, сказала она. — Я согласна. Но только оставьте меня в покое. Хотя бы на сегодня. Завтра я отвечу на ваши вопросы.

— Как вам будет угодно, — сказал Натаниэль. — Я, вообще-то говоря, хотел задать всего лишь три вопроса. Лучше будет, если вы ответите на них сейчас. И я обещаю вам в ближайшее время не докучать ни своим присутствием, ни своими вопросами — без крайней необходимости. А?

Головлева неохотно согласилась. Розовски и Грузенберг снова сели.

— Закажем еще кофе? — предложил Розовски.

— Задавайте вопросы, — сказала Головлева. — Я хочу поскорее добраться домой.

— Хорошо. Вопрос первый, — сказал Натаниэль. — Почему вы разошлись с Шломо Мееровичем?

— Просто разошлись, — ответила Головлева. — Не сошлись характерами.

— А вы не могли бы ответить подробнее?

— Не могла бы.

— Н-да… — Натаниэль заглянул в чашку с остатками кофе. Сделал глоток. Поморщился, когда почти сухой черный порошок оказался на зубах. — Ваша кузина считает, что у вас с бывшим мужем был бурный роман, — сказал он. — Бурный, но краткосрочный. Я так понял, что вы к нему охладели. Это правда?

— Мирьям лучше знает некоторые стороны моего супружества, чем я сама, — Головлева недовольно передернула плечами. — Может быть, она расскажет вам и все остальное?

— Может быть. Так что же, вы к нему охладели — а он? Тоже?

— Не знаю, возможно.

— И вас действительно не интересовала его дальнейшая жизнь? Здесь, в Израиле?

— Нисколько.

— Вопрос второй. Кому вы подарили фотографию, найденную полицией в квартире Мееровича?

— Не помню.

— Но она ведь подписана?

— Просто — «С пожеланиями всего доброго, на память.» И все.

Без имени.

— А если вспомнить по дате?