— А какова будет его задача? — подозрительно спросил полный мужчина. — Перестрелять всех социалистов, что ли? Одним выстрелом всех зайцев?
Присутствующие от души расхохотались, и настроение сразу улучшилось.
Мистер Балтерген лишь слегка скривил губы. Это означало у него улыбку.
— Возможно, столь экстремальные меры не понадобятся. Человека, о котором идет речь, можно со всем основанием назвать пропагандистом.
— Ну что ж, — протянул лорд Уэлтерфилд, — поскольку этот парень не красный, пусть называет себя, как считает нужным. Лично я не против.
— В таком случае, джентльмены, я расцениваю ваши ремарки как согласие воспользоваться его услугами. Хотя должен довести до вашего сведения, что на данный момент лучше соблюдать конфиденциальность и не вникать в характер тех мер, которые он должен предпринять.
Члены совета директоров понимающе переглянулись, закивали, а затем заявили, что полностью доверяют суждениям председателя в этом вопросе. И после соблюдения ряда незначительных формальностей отправились на ленч.
Мистер Балтерген вернулся к себе в кабинет. За ним последовал Бландел.
— Полковник Робинсон ожидает в комнате 542, мистер Балтерген. Вас проводить?
Они вместе спустились на лифте и двинулись по коридору.
— Прошу сюда, сэр.
Мистер Балтерген отворил дверь и вошел. Бландел услышал возглас своего начальника: «А, Стефан!» — и заметил, что при рукопожатии рука полковника Робинсона как-то неестественно согнулась в локте. Затем они заговорили на языке, которого Бландел не знал. Нечто среднее между русским и итальянским.
— Полковник Робинсон, как же! — заявил тем же вечером Бландел жене. — Он такой же Робинсон, как я Гитлер. Передай, пожалуйста, соль.
1
Поезд на Линц
Дважды обмотав шею шерстяным шарфом, сгорбив плечи и глубоко засунув руки в карманы пальто, Кентон дожидался на станции «Нюрнберг» поезда «Франкфурт — Линц». Почти безлюдную платформу насквозь продувал ледяной ноябрьский ветер. Он раскачивал фонари под колпаками, и от этого по перрону метались причудливые тени. Кентон продрог до костей, поэтому, поставив чемодан, принялся расхаживать взад-вперед перед маленьким станционным зданием в бесплодной попытке хоть как-то согреться.
Кентон был худощавым мужчиной интеллигентной наружности. Он выглядел старше своих тридцати лет. Наверное, виной тому был рот. В очертаниях довольно полных губ читалась склонность к юмористическому взгляду на мир и одновременно — скрытность. Он больше походил на американца, чем на англичанина, а на деле не являлся ни тем ни другим. Отец его был родом из Белфаста, мать — из бретонской семьи, проживавшей в Лилле.
Итак, Кентон расхаживал по платформе станции «Нюрнберг» промозглой ноябрьской ночью, и презрение к самому себе росло по мере того, как ступни ног немели от холода. Ведь нельзя же сказать, что азартные игры доставляют ему удовольствие! Нет, они изматывали, но, к своему несчастью, Кентон был наделен определенной степенью безрассудства: вступив в игру, он уже не мог остановиться, пока не спускал все имевшиеся деньги. Такое случалось и прежде; но поскольку он всегда страдал от одной из двух главных болезней журналиста-газетчика, а именно — от хронической нехватки денег (второй был цирроз печени), особого значения это не имело. Сейчас же ситуация складывалась несколько иначе, ибо как раз сегодня, перед игрой, в кармане у него находилось целое состояние — четыре с лишним сотни марок.
Кентон считался хорошим журналистом. И не то чтобы у него был развит некий особый нюх, позволяющий распознать в человеке в темных очках и грязном макинтоше кинозвезду. Нет, он был наделен талантом другого рода.
Большинство новостей из-за границы приходили от штатных корреспондентов крупных газет и людей из новостных агентств. Независимая журналистика за рубежом, как правило, не практикуется, поскольку шансов противостоять профессиональным акулам пера у внештатных журналистов нет. Однако же Кентон обладал тремя важнейшими для подобной работы качествами: способностью быстро заучивать иностранные идиомы и говорить без английского акцента, хорошим знанием европейской политики, а также умением быстро ухватить и точно охарактеризовать некие новые ценности и проблемы.
Первое качество было наиболее важным. Большинство англичан и англичанок, работающих за рубежом, бегло говорят на языке той или иной страны. Но лишь немногие говорят на нем, как на родном. Кентон как раз был одним из тех немногих. Именно это преимущество давало ему возможность время от времени раздобыть крупицу-другую эксклюзивной информации.
Именно поиски такой вот крупицы и привели его в Нюрнберг. Там должно было состояться сборище высокопоставленных нацистских чиновников. Ходили слухи, что на этой встрече будут приняты какие-то очень важные решения. Никто не знал, о каких решениях идет речь, но то, что они окажутся малоприятными, а значит, станут Новостями с большой буквы, мало кто сомневался.