Непреклонные

Юрий, ты не торопишь меня с ответом. Пишешь, что раньше годовщины гибели тёти мужем моим стать всё равно не сможешь. У меня и у тебя остаётся ещё полгода, чтобы как следует всё обдумать, взвесить, прикинуть. Я понимаю, что тебе очень нужна жена. Ты считаешь, что и мне необходим муж. А поскольку мы — очень близкие люди и притом не кровные родственники, из нас получится прекрасная супружеская пара. Ты хочешь стать отцом Денису, и я благодарна тебе. Но только потому, что я стану твоей женой, ты не сможешь назвать моего сына своим. На все времена у Дениса один отец, а у тётиных детей — одна мать. Их никто не вправе и не в силах заменить; можно только исполнять их обязанности.

Возможно, я соглашусь на твоё предложение, перееду к тебе — ради Дениса, мамы, папы, да и с дедушкой сейчас хочется быть рядом. Но ведь никто не знает, как сложится наша с тобой семейная жизнь, подойдём ли мы друг другу. Если нет, то нам придётся расстаться. Юра, подумай, может быть, тебе нужно сразу найти верную и покорную жену, которая сознательно взвалит на себя груз ответственности за твою семью? Да, я сознаю свой долг, но всё-таки не готова во имя него отречься от себя и от сына. А я сомневаюсь, что Денису будет по-настоящему хорошо с тобой.

Я знаю, что ты сделал мне предложение из жалости. Кроме того, ты обещал кокочке, если с ней что-то случится, не оставлять меня и моих родителей. Ты — солдат, и потому честно выполняешь клятву, присягу. Вместе с тем, я знаю, что ты в ответ потребуешь благодарности, послушания, каждодневной пахоты на благо патриархальной семьи. Но я никогда не смогу управляться с баней, работать по дому и обихаживать сельское подворье.

Пойми, что Наталья Лазаревна родилась в деревне, а я — сугубо городская жительница, ленинградка-петербурженка, дитя Гражданки. Дочка доктора наук, всю жизнь отдавшего Политехническому институту. И мне уже поздно меняться, тем более что в душе моей нет любви к тебе. Той любви, которая могла бы вдохнуть в меня силы, заставить совершить невозможное. Но ведь и ты меня не любишь, Юра. Подумай, нужен ли нам обоим такой брак.

Я сразу предупреждаю, что никогда не сочту тебя благодетелем. И ни за что не возьму твою фамилию, не дам её Денису. Если уж мальчику не суждено носить фамилию родного отца, пусть продолжает род деда. Оленниковы должны остаться на земле. А ведь ты и мысли не допускаешь о такой вольности. Мы слишком по-разному понимаем свой долг, и разные понятия вкладываем в слово «любовь». Такими нас воспитали, и мы не виноваты.

Наверное, я поступаю неблагодарно и глупо. Но я — не наложница, не содержанка. Для того чтобы отдаться, мне нужна, по крайней мере, симпатия. Насилие — физическое или моральное — отвратительно мне. Я никогда не отдам в твою власть своего сына. В первую очередь потому, что вы с тётей зря хотели вернуться в прошлое. Должно быть, тот ужас, что случился с ней, и есть предупреждение высших сил.

Ты понимаешь, о чём я говорю. Слишком хорошо помню, как висела на твоих плечах, умоляя не начинать войну с инородцами, которые на деле оказались не виновными в случившемся с тётей. Волею судьбы она пала жертвой сумасшедшего, взгляды которого не очень-то отличались от её собственных. И я не допущу, чтобы мой сын хоть раз в жизни услышал то, что услышала я, умоляя тебя не мочить «черножопых». Да, ты именно так их и называл — из песни слова не выкинешь.

Ты будешь смеяться, но мой Денис уже влюбился. Между прочим, в дочку той самой Оксаны Бабенко. Девочка — наполовину чеченка, и мне страшно вообразить, что Денис вдруг задумается об этом. Если ты воспитаешь черносотенцем своего Мишку, то сам и будешь отвечать. Но Денис — самое дорогое, что у меня есть. И я позволю вам встречаться только при условии, что мальчик будет иметь право на своё мнение.

Но ты привык, чтобы младшие по званию и возрасту беспрекословно слушались тебя, а уж тем более взятые в дом из жалости. И я предвижу, что ты захочешь сломать моего сына. Но лучше я умру с голоду, пойду на панель, чем допущу подобное. Денис должен оставаться таким, какой есть сейчас, — добрым, чистым, пусть порой и задиристым, даже грубоватым. И он не обязан расплачиваться за грехи — мои и тётины. Я теперь знаю, Юра, что у неё были грехи, и притом тяжкие.

Не представляю, на что буду жить, но из всякого положения есть выход. Возможно, я найду его, не одну ещё ночь проведя без сна. Вполне допускаю, что ты, прочитав это письмо, захочешь порвать со мной. Но пусть лучше это случится сейчас, чем после свадьбы.

Накануне Нового года, перед тем, как Оксана привезла твоё письмо, я ехала из Москвы в Питер. Со мной были дети — Денис и Октябрина, Оксанина дочка. Невинные дети, мальчик и девочка, мирно спали на одной полке, даже не подозревая, что судьбы их отягощены горем и слезами. И именно эта их невинность, их невиновность, спасли меня тогда от самоубийства. Я, наверное, от душевной боли выбросилась бы из «Стрелы», не будь со мной этих чудесных детей.