– Рэкетиры, – автоматически поправил он. – Я им бабок отдать не смог. На этом все не кончится. Они наверняка знают, где я живу. Представь себе только, что я приду домой, и увижу… Мам, ты хочешь, чтобы я жил с таким грузом на совести? Вот посоветуйся со своим Богом, и Он тебе скажет…
– С нашим Богом, – поправила мать.
Некоторое время она сидела, закрыв глаза, потом произнесла:
– Ну, рассказал – и молодец! Так намного легче. Что же…
Она вытерла слезы и выглядела теперь совершенно спокойной. Костя с удивлением взирал на нее. Он-то ждал причитаний, типа «я говорила тебе» или чего-то подобного.
– Господь посылает нам испытание или наказание. Надо понять, как его выдержать, – произнесла мама.
Она сделала паузу, потом кивнула решительно:
– Ладно, срочно уезжаем, ты прав. Переждем в деревне.
– Мам… – мягко проговорил Костя. – Мамочка, ты поедешь одна. Кому надо, тот найдет меня и через месяц, да и не буду я там сидеть, картошку у дядьки есть.
– Ничего, прокормимся…
– Не, мам, – Костя категорично помотал головой, – ты ведь знаешь, через два месяца долг отдавать, пока живой, попробую заработать…
Мать молчала, и он с беспокойством вгляделся в ее лицо:
– Слушай, давай я накапаю тебе что-нибудь, ты вся белая прямо… Ну, не нервничай ты так, прорвемся… Ты только поезжай, а? Мне так намного проще будет – один я что-нибудь придумаю.
Лариса Дмитриевна вдруг выпрямилась:
– Хорошо, я уеду к брату.
– Уедешь? – Костя не поверил ушам.
– Если останусь, буду эгоисткой… Не стану камнем у тебя на шее. Завтра уеду. Да и с братом заодно поговорю кое о чем… Только ты поживи пока у кого-нибудь. Где тебя не будут искать. Обещай мне! – с надеждой попросила мама.
– Конечно, я так и сделаю, – успокоил он.
А про себя подумал: «Чтоб за собой утянуть? Да и кто согласится…» Неожиданно раздался звонок в дверь.
– Ну вот, началось, – Костя подошел к глазку, но, поглядев, сразу открыл. – Ленка? Ты чего здесь? Не надо было… Салон сгорел, ты в курсе? Я же отпустил тебя!
– Константин Викторович… Я тут… – Лена теребила в руках сумочку.
– Ладно, давай, проходи в комнату… Чего там у тебя?
– В общем, когда они ушли тогда, в понедельник, я подумала и… все что мы заработали до четверга – вот… Забрала на всякий случай. И вовремя. Прихожу сегодня утром, вижу – все черное, разваленное.
– Глупая, а если бы они сообразили?
– Не знаю… я не подумала. Ну, вроде как не сообразили, я там специально немного оставила.
– Ну ты даешь! А ко мне зачем пришла? Ищи быстрей другую работу, да подальше.
– Как – зачем? Деньги отдать… Я же говорю – кассу сняла.
– Ленка… – Костя взял ее за руку. – Ты прямо-таки луч света в темном царстве жадности и подлости.
Лена просияла.
– Только зря ты, забери все себе. А то ни зарплаты, ни отпускных я тебе выплатить не могу.
– Нет, нет, вы мне сами выдайте, сколько считаете нужным, вам и так сейчас трудно, пригодится.
– Ладно, – Костя кивнул, – надо завтра мать отправлять, так что спасибо тебе. Пополам разделим, товарищ ты мой по несчастью.
Он благодарно приобнял ее за плечи. В этот момент в коридоре послышались голоса, и появилась мать с виноватым выражением лица:
– Я не могла не пустить…
Костя сделал резкое движение и замер. Почему он не слышал звонка? В дверях стояла Таня. Он поразился, как она осунулась и похудела всего за несколько дней. Смотрела она не на него, а на Лену, на его руку на ее плече, и Костя обреченно подумал: «Тем лучше…»
Он повернулся к Ленке:
– Лен, подожди меня, пожалуйста, на кухне. Поставьте с мамой чай или что там…
Та кивнула. Проходя мимо Тани, она чуть помедлила.
«Красивая», – острая ревность пронзила Таню насквозь. Ошибиться было невозможно – соперница окинула ее презрительным взглядом, полным женской неприязни.
Они остались одни. Таня чувствовала – стоит сказать хоть слово, и она разревется, но как унизительно будет плакать перед ним! Нет, она выдержит, не зарыдает! Но… Таню трясло, и гневная речь, которую она заготовила, безнадежно пропала. Вот и увидела своими глазами… Значит, все-таки Лена. Это надо же быть такой дурой! Понятно теперь, почему Костя не хотел, чтобы Таня ходила к нему в салон…
– Я рада, что ты жив-здоров, – произнесла, наконец, она. Бесполезно было дальше удерживать слезы, они лились и лились по щекам, затекая даже за шиворот. Сквозь их туман Костино лицо казалось размытым.
Таня не могла понять – почему он молчит. Пока она шла сюда, представляла любую реакцию, кучу вариантов. Вот он становится на колени, просит прощения и говорит, что все было ошибкой, или она не так поняла, а Таня презрительно отталкивает его и уходит. Или наоборот, насмехаясь, выставляет ее за дверь, а она бьет его по лицу со всего размаха.