Непреодолимая сила

В тот день, чудесно спасенная, Таня решила, что никогда и никого не будет любить, только Костика. Ей хотелось закрепить это решение, сделать его чем-то вроде клятвы. Таня слышала, что папа всегда говорил маме, когда обещал что-то: «Ей-богу, завтра сделаю! (принесу, куплю, починю)». Она подошла к отцу и спросила:

– Пап! А что такое «Ейбогу»?

– Ну… это приговорка такая. Вроде как Богом клянешься, – рассеянно ответил отец.

У телевизора давно отлетела ручка, и он переключал программы с помощью плоскогубцев. Кажется, снова барахлила антенна, и изображение прыгало. Раздраженный, отец стукнул сверху кулаком по корпусу, и неестественно вытянутые на экране футболисты на одну секунду приняли нормальный вид.

– А как клясться Богом? – почему-то испугалась девочка. – Разве так можно?

Слова отца вызвали у нее странный, почти суеверный страх. И даже не потому, что слово «Бог» было каким-то неприятным и запретным – на уроке им объяснили, что Бога нет, а злые, подлые попы специально внушали рабочим всякие глупости, чтобы несчастные терпели эксплуатацию и не возмущались своей долей.

Нет, для Тани это слово звучало так странно совсем по другой причине. Она не очень-то поверила тогда учительнице. Человек произошел от обезьяны? Сомнительно. Ну, разве что только Филин…

Бог… Это похоже на то, когда смотришь в звездное небо летней ночью на даче, а звезд – тысячи, миллиарды, триллионы. Они так близко, так далеко, и невольно думаешь: «Что это? Как такое может быть? Кто мог такое придумать? Как это появилось – само? И от кого вообще зависит все, что происходит и будет происходить в жизни?»

С церковью и с тем, во что верит Костина мама, Таня Бога не связывала. Церковь – это нечто темное, душное, где пахнет ладаном, поют что-то непонятное, а неприятные бабульки в платочках толкаются и злобно шепчут: «Ходют тут без косынки!» Они с мамой частенько заглядывали в поселковый храм, когда жили летом на даче – просто из любопытства.

– Бога нет, – рассеянно отвечал отец. – Просто люди за годы мракобесия привыкли думать, что это Он наказывает или поощряет их за плохие или хорошие поступки. Поэтому и клялись Его именем – чтобы уже не нарушать обещаний. Отсюда и пошло «ей-Богу».

– А откуда люди знали, что Он считает плохим, а что хорошим?

Отец, наконец, положил плоскогубцы и поднял на нее глаза:

– Что за дурацкие вопросы? Все, что на самом деле хорошо – считалось от Бога, вот и все.

– А как все узнали, что это хорошо? – допытывалась Таня. – И как мне, например, это узнать?

– Слушай. Ты у нас пионерка, кажется? Прочитай, что у тебя в пионерской клятве написано. А Бога никакого нет. И не вздумай где-нибудь спрашивать – решат, что мы дома такие разговоры ведем.

Не верить отцу она, конечно же, не могла. Таня послушно достала красную книжечку, по которой готовилась к вступлению в пионеры. На обложке была нарисована пятиконечная красная звезда с крошечным Ильичом посередине, а на первой страничке написан текст клятвы.

Ага… Раз Бога нет, можно поклясться Ленину. В конце концов, он великий, бессмертный (жил, жив и будет жить!), столько сделал для людей и совсем не виноват, например, что никто в школе не хочет быть искренним пионером. Кстати, надо подумать потом: а как это – бессмертный? Он ведь был человек и умер? А в туалет он ходил, интересно?

Таня сама испугалась своим крамольным, кощунственным мыслям. Она прогнала сомнения, даже помотала головой, чтобы не думать. Потом закрыла в комнате дверь, достала учебник, на первой странице которого был напечатан портрет вождя. Поставила его на подставку и тихим шепотом произнесла, обращаясь при этом почему-то не к Ленину, а к Костику: «Торжественно обещаю тебе, Костя Лебедев. Буду любить тебя всегда!»

***

Год, в который Серега заканчивал десятилетку, Таня запомнила, как сплошной кошмар. На ее собственную учебу никто не обращал внимания – все душевные и физические силы родителей были посвящены тому, чтобы брат хорошо сдал выпускные экзамены и поступил в институт. Таня даже научилась подделывать автограф родителей – учительница ругалась, что дневник не подписывается месяцами. И, полностью предоставленная самой себе, девочка становилась всё ответственнее – в журнале были одни пятерки, очень редко четверки.

Что касалось Сереги, скандалы, репетиторы, слезы мамы и крики отца – все это дало свои результаты. После десятого брат поступил – хоть и не в престижный ВУЗ, но на хороший факультет – машиностроительный. И в семье сразу же все устаканилось.

Паша учился там же, где и друг, только курсом младше. Вова не учился вообще. Родители сделали ему «психическую» справку, и он устроился автослесарем. А вот Костик неожиданно легко поступил в Бауманский, чем привел в шок школьную учительницу физики, никогда не ставившую ему выше тройки.