Непрерывность

Тело с каждым шагом все больше поднимается из воды, и каждый шаг делает мое тело тяжелее, ноги ощущают возрастающий вес туловища, и вот на плечах виснет тяжесть акваланга, свинцовых блоков в карманах жилета, сам жилет: все – я на суше. Тяжело иду к деревянному столу на берегу, ласты бросаю на траву, подхожу вплотную к столу, поворачиваюсь спиной, откидываюсь назад, пока акваланг не встает на стол, и тяжесть спадает с плеч. Расстегиваю замки на груди, присев, вызволяю левое плечо и, поворачиваясь лицом к столу, вынимаю из жилета правое плечо и осторожно, медленно кладу акваланг с жилетом на стол. Все, я налегке.

Затем сдираю с себя неопреновый костюм. Это борьба – костюм толстый, семь миллиметров, пропитанный водой, на суше он становится тяжелым, облегает тело плотно, как кожа, воздуха между ним и телом нет, руки и ноги приходится вытягивать из рукавов и штанин с усилием, каждую по отдельности, изворачиваясь плечами и всем телом, чтобы освободить одну руку, затем вторую, сев на лавку около стола, надо сдирать каждую штанину обеими руками, выворачивая ее наизнанку и одновременно вытягивая конечность на волю, как из трясины, и вот, наконец, тело на свободе.

Стою совсем голый, ветерок и солнце ласкают кожу, которая покрывается мурашками, и легкая дрожь от озноба пробегает по всему телу. Я беру полотенце и быстро растираюсь, так что кровь начинает рваться на свободу, она горячей волной наполняет каждую клеточку, каждый капилляр, и только тоненький слой эпителия не позволяет ей выплеснуться наружу, в окружающий меня воздух. Дышится так легко, что кажется, что я вдыхаю не воздух, а чистый кислород.

Я сажусь за стол у самого берега и просто любуюсь озером. Озеро, отражающее деревья и небо с облаками, периодически покрывается зыбью от ветра, который дует на него, словно на блюдце с чаем. Это подвижное зеркало, которое отделяет зазеркалье глубины от остального мира.

Озеро для всех живущих на воздухе – это поверхность воды, а то, что под поверхностью, в глубине, как бы нереально. А я знаю, как выглядит глубина. Первый раз я услышал ее зов, ее притягивающую, гипнотизирующую силу, когда нырял в океане вдоль коралловой стены и подо мной была километровая пропасть. Нежно-голубая вода на поверхности незаметно темнела, увлекая взгляд вниз, все глубже и глубже, и невольно хотелось следовать за траекторией взгляда.

Невесомость избавляла меня от обузы собственного тела, и легкость тела придавала такую же легкость мыслям. Глубина подо мной сгустилась до темного синего цвета, восприятие вертикального расстояния сжалось, оно перестало иметь значение, все было легко и близко. Захотелось раздвинуть эту темную густую синеву, чтобы заглянуть за нее, развести ее густоту своим присутствием.

Я тогда не заметил, как спустился на несколько метров. Проплывающая мимо рыба своим движением нарушила окружающую неподвижность пространства, я очнулся от гипноза и за сгущающейся синевой глубины увидел прячущуюся черноту. Мне показалось, что на тысячную долю секунды передо мной открылась глубина, уходящая куда-то в другое измерение, в другое пространство, и меня охватил ужас. Чуть позже, когда я оправился от ужаса, то понял, что если бы я видел глубину чуть дольше, скажем, одну сотую секунды, я бы этого не выдержал: у человека есть предел того, что он может выдержать один на один. Тогда я понял, что глубина таит опасность.

Глубина, которую мы видим с поверхности, вызывает любопытство и своей близостью притупляет чувство опасности, она приглашает спуститься пониже, чтобы лучше рассмотреть, что же там, внизу, а потом еще глубже, и еще, и еще, и еще, пока мы не окажемся в точке невозврата.

Но именно из глубины появилась Непрерывность. Позже, когда я пытался осмыслить, что же так испугало меня под водой, то понял, что уж точно не километровая пропасть, над которой я спокойно плыл не в первый раз, зная, что там, на глубине тысячи метров, дно, где живут глубоководные рыбы, моллюски, медузы, и в этом нет никакой тайны или загадки. Туда можно опуститься на батискафе, как делали многие, там нет драконов или других чудовищ, тамошний мир достаточно познан и конечен. Что же так напугало меня?

Находясь в состоянии невесомости, под звук движения океана – а это постоянная, непонятно откуда взявшаяся, почти ультразвуковая, чуть переливающаяся нота, – под ритм собственного дыхания, которое слышишь откуда-то со стороны, как посторонний, не имеющий к тебе никакого отношения звук, я потерял ощущение своего тела, а вместе с ним и ощущение реальности как определенного времени и места. Я смотрел в глубину из себя, и глубина смотрела в меня.

Потеряв ощущение своего тела, я потерял ощущение барьера между мной и этой чернеющей глубиной, она оказалась совсем близко, она была готова поглотить меня и стать моим продолжением. И эта глубина не имела ни дна, ни предела, она уходила внутрь меня, но открывалась куда-то во вселенную – она была проходом в неизвестность. Ничто не пугает человека так, как неизвестность: не незнание, а именно полная, абсолютная неизвестность.