Непричесанные разговоры

Только на этой вечеринке Эллен поняла, что секс с Джеком Конроем – нечто иное, чем изощренное, хоть и довольно грубое удовольствие. А все из-за полного ненависти взгляда, который бросила на нее жена Джека по прозвищу Черные Ногти (вообще-то ее зовут Морин, но ногти она и вправду красит в черный цвет). Она знает, подумала Эллен. И вспыхнула от стыда.

Как-то раз Эллен принесла работу к Джеку домой. Она стояла в его студии, завороженная окружающим богемным хаосом. На полу и на диване – мешанина из одежды, кассет и дисков. Казалось, будто с дома сняли крышу и всыпали внутрь целый ворох старых газет, журналов и книг. Они валялись везде. Полки прогибались под тяжестью справочников, стаканов с карандашами, комнатных цветов с глянцевитыми листьями. Чертежный стол не виден под грудами бумаг: письма, сценарии, пометки, записки от Джека, адресованные Джеку – напоминания ради. По краю стола выстроились в ряд банки с цветными чернилами и мутной водой, керамические палитры, пол – весь в катышках от ластика. Джек рисовал комиксы карандашом, потом раскрашивал чернилами, а затем что есть силы тер резинкой готовый рисунок, стирая следы карандашного наброска. И наконец рукавом грязного, заношенного свитера смахивал на пол ошметки от ластика. И так год за годом, а пылесосу Морин Черные Ногти доступ в эту комнату был запрещен. Творения Джека были безукоризненны, зато студия наводила на мысли об атомном взрыве.

– Приходи, поболтаем, – пригласил он в тот день Эллен по телефону.

Но то, что последовало, болтовней не назовешь. Постель Джека Конроя пахла мускусом. Постель Джека Конроя пахла женой Джека Конроя. Быть может, именно это и оттолкнуло Эллен. Или шелковое белье этой самой жены на стуле у кровати. Или то, как Джек дышал ей в лицо, его грубые повадки самца. От него исходила уверенность, он явно привык добиваться своего. Когда Джек заломил ей руки за голову, притиснул их к подушке, Эллен перепугалась и начала вырываться. «Пусти! Пусти же!» – брыкалась она.

А может, ей стало противно, когда она пробежалась пальцами вниз по его спине и на заднице нащупала мозоль, маленькую и твердую?

– Хорошо тебе было? – как последняя идиотка спросила потом Эллен.

– Вот уж не думал, что такие вопросы действительно задают, – отозвался Джек. – Ты ведь не хочешь знать ответ?

– Хочу, – возразила Эллен.

– Правду желаешь услышать или вранье? Сидя на краешке кровати, он шарил рукой вокруг, пытаясь нащупать трусы, которые в горячке зашвырнул неведомо куда. А со спины голый Джек Конрой смотрится получше, решила Эллен. Уж больно он шерстью оброс. Джека явно не мама родила, думала Эллен, его связала бабушка зимним, студеным днем.

– Вранье сойдет.

– То-то же, – сказал Джек. – Считай, ответ ты получила. Я, кстати, тоже правду не жалую. Заметь, это лучший способ узнать, как обстоят дела. Когда все хорошо, можно смело смотреть правде в лицо. А когда дела плохи, малость утешительного вранья лишней не будет.

– Ну так и выкладывай! – потребовала Эллен.

– Ах, земля ушла из-под ног, – вяло произнес Джек.

Крошечная Кора, выслушав рассказ, загоготала так, что перекрыла светскую болтовню.

– Ну и задница этот Джек! С мозолью на левой ягодице! Вот что бывает с теми, кто целыми днями сидит не разгибаясь и рисует дурацкие комиксы! Он день и ночь корпит, ей-богу! А фигня-то с ноготок! – Кора показала пальцами размер. – Это я про мозоль, ха-ха!

Ногти у нее были потрясающие. Эллен смотрела на них с завистью. У нее самой ногти были обкусаны – позорище! А виной всему характер. Эллен переживала из-за всякой ерунды. Когда же переживать было не о чем, она переживала по поводу своей привычки переживать. Не менее вредной, чем курение.

Кора улыбнулась:

– Я Кора О'Брайен. А что у тебя тут?

Эллен подняла бокал:

– Белое вино.

– Белое вино? Мещанское пойло! – Только теперь Кора заметила, что под темными очками ее собеседница прячет заплаканные глаза. Кора выхватила у Эллен бокал и, не успела та опомниться, вылила вино в чью-то лежавшую рядом сумочку. – Выпей-ка ты водки.

– Нет-нет! – замахала руками Эллен. – Только не водку! Я не выношу ничего крепкого. Мне от водки плохо.

– Чушь. – Кора и слушать не хотела. – Надо учиться пить. Пороками нужно владеть в совершенстве. Видишь ли, хорошие дела следует делать хорошо. А дурные – блистательно и стильно, с чувством и расстановкой.

Кора щедро плеснула из бутылки себе и Эллен.

Эллен уставилась на свой бокал.

– Я столько не выпью. Я опьянею. Голова разболится. Я почувствую себя жалкой. Ненавижу терять над собой контроль.

– Ага! Вот оно что! – воскликнула Кора. – Значит, ты не опьянеть боишься. Ты до смерти боишься протрезветь. За минуты, когда теряешь контроль над собой, – провозгласила она, поднимая бокал. – Нет ничего приятней.

Эллен выпила и тут же возразила: – За контроль над собой! Но в глубине души она знала, что это далеко не самое приятное на свете.

Глава вторая

Жанин, мать Эллен, вечно беспокоилась за дочь. Эллен пошла в отца: замкнутая, скрытная. Не знаешь, что творится у нее в голове.