Непричесанные разговоры

Эллен казалось, что она наконец поняла истинную цену Дэниэлу. Иногда он поддавался ярости. Но по большей части просто не думал, к чему приведут его поступки. Если он хотел, он брал. И ждал того же от других. А тех, кто поступал с ним по-честному, считал недотепами, простаками, легкой добычей.

По всему было видно, что он ребенка не хочет. Ребенок будет писать, срыгивать, пачкать пеленки зелеными какашками, как водится у младенцев. Дэниэлу приходилось видеть грязные пеленки чужих детей. Он вздрогнул. Но самое страшное, страшнее всего на свете, что младенец будет на него смотреть. Детским взглядом, взглядом Будды, невинными, страшными глазами. Всезнающими.

Он все знает, думал Дэниэл всякий раз, оказавшись лицом к лицу с младенцем и морщась под его пристальным, немигающим взглядом. И всякий раз его мучил стыд. Нет, не надо никаких детей.

Глава девятая

– Кора, – спросила Эллен, – что ты будешь делать, когда Сэм и Кол уйдут из дома?

– Плакать, – ответила Кора. – Когда они уйдут, я умру от горя.

Кора задумалась. Еда у них в доме исчезает в мгновение ока. Некуда деваться от шума, орет телевизор, надрывается стереосистема. В квартире тарарам, посреди спальни спотыкаешься о грязные кроссовки, в ванной свалены мокрые полотенца. И разумеется, туалетная бумага. Кора не предполагала, что туалетная бумага будет играть такую важную роль в жизни ее семьи. Упаковки от нее лежали на окошке в ванной, никому в семье они не были нужны, но никто не считал своим долгом их выбросить. В прежние времена обертки от туалетной бумаги сдавали в детский сад в огромных пакетах, а возвращались они оттуда неумело раскрашенными, криво приклеенными к коробкам из-под кукурузных хлопьев – наверное, космические корабли и далекие планеты. Творцы межпланетных станций и затерянных миров выросли, но до сих пор считали, что мать должна приходить по первому зову. Когда Кора сидела на унитазе, хмуро разглядывая груду картонных упаковок от бумаги, Сэм и Кол барабанили в дверь и кричали: «Где носки, мам?», «Ты не видела мою футболку?», «Чего бы поесть?» и «Что ты там делаешь?»

– Оставьте меня в покое! – возмущалась Кора. – Я женщина, имею право уединиться.

Теперь, когда ребята подросли, можно к ним приставать, ломиться в дверь ванной:

– Что ты там делаешь, Кол?

– Оставь меня в покое.

– Не оставлю. Я столько лет мечтала к тебе поприставать! Наконец-то отомщу за себя, – кричала Кора, барабаня в дверь кулаками. – Вот погоди, уйдешь из дома – я тебе покажу! Буду являться в твою образцовую квартиру и пачкать стены, прыгать на диване, а во время самых интересных передач хныкать и канючить: «Поставь кассету с "Улицей Сезам"!» Вот так, мой милый! Ты только подожди, мама за себя отомстит!

– Да отстань же от меня, мам!

– Да, – с улыбкой призналась Кора подруге, – когда они уйдут, у меня сердце разорвется от горя. Но порой я жду не дождусь, когда же оно разорвется. Да, я буду плакать, плакать с удовольствием, и никто не будет приставать с расспросами: почему ты плачешь? что случилось? Наконец-то я смогу выплакаться всласть. А когда перестану убиваться по моим блудным детям, сяду смотреть грустные старые черно-белые фильмы и всплакну еще. Видно, не наплакалась я вволю. Скорей бы нареветься.

– Счастливая ты. Я давно уже не плачу. С того самого дня, когда узнала, что Дэниэл мне изменяет. Разучилась, наверное.

– Ерунда. Все твои слезы остались при тебе. В один прекрасный день ты дашь себе волю и нарыдаешься от души.

«Интересно, мама тоже плачет от одиночества? – подумала Эллен. – Сидит в полутемной гостиной, а по увядшим щекам катятся крупные слезы?» Черный дрозд за окном возвестит о приближении ночи. Прошумит по улице автобус. Слышно будет, как возвращаются домой соседи на чай. Но никто не постучит к ней в дверь, никто не назовет ее по имени. При мысли об одиночестве матери у Эллен едва не покатились по щекам слезы. Она позвонила домой.

– Все хорошо. А у тебя?

– Тоже.

– Ни минуты покоя, – продолжала Жанин. – У меня сегодня бридж. И только успела выпроводить Риту с Бетти, а уже жду Пегги к семи. Так что не могу долго болтать.

Снова ошиблась. Как всегда. Эллен совсем забыла, сколько у матери подруг.

– Я хотела к тебе завтра зайти.

– Завтра? Это не твой день, но было бы чудесно.

О ребенке Эллен сообщила за мытьем посуды. Она мыла тарелки, а Жанин вытирала и ставила на место.

– Кстати, – сказала Эллен, – я жду ребенка. – И уставилась на мыльную воду.

Жанин застыла от изумления.

– Давно?

– Четыре месяца.

– От Дэниэла?

– Да.

Жанин принялась старательно вытирать тарелку.

– Что ж, – выговорила наконец она, – это послужит тебе уроком.

– Уроком чего?

– Перестанешь делать глупости. Начнешь серьезнее относиться к жизни. У тебя появятся обязанности. Ты сама поймешь.

– Знаешь, – вздохнула Эллен, – я мечтаю стать образцовой матерью.

Она опустила в раковину чашку, набрала в нее воды, чашка пошла ко дну. Эллен пустила по воде тарелку. Чашка поджидает ее в засаде. Эту игру Эллен помнила с детства. Торпеды со стороны порта, бум, плюх!