А снег повалил еще больше, и ветер усилился. Летчики вертолета, на борту которого находилась и дежурная смена командного пункта полка, вдруг обнаружили, что не видно трассу, вдоль которой они летели. И не понятно, куда она подевалась и где ее искать. Справа она находится, или слева? Внизу была только белая пелена, и больше ничего не видно. Решили спуститься ниже, чтобы осмотреться, и сориентироваться. Опустились всего метров на десять, до земли, судя по приборам, было не менее пятидесяти метров, как почувствовали удар в хвостовой части. Вертолет потерял управление и полетел вниз. Как выяснилось позже, они находились над сопкой, как раз на ее склоне, и, при снижении, хвостовым винтом задели крону дерева, вот хвост и отвалился. Упали они со сравнительно небольшой высоты, порядка двадцати метров, но, поскольку упали на склон сопки, то пару раз и кувыркнулись. Летчики погибли сразу. Погиб и, сидевший возле кабины, командир дежурных сил полка.
Капитан Терентьев, заместитель командира дежурных сил полка, пришел в себя от холода. Сознание возвращалось медленно, голова болела. Было понятно, что он был без сознания, но сколько времени он находился в таком состоянии, он не понимал. Огляделся по сторонам. Он находился в вертолете, но вокруг никого не было. Пошевелил руками, они, вроде бы, целы, по крайней мере, боль он не ощущал. Попытался пошевелить ногами. Сильной боли в ногах не было, но пошевелить ими он не смог, понял, что ноги ему чем-то придавило. Попробовал шевелить пальцами ног. Пальцы он ощущал, значит не все так плохо, ноги целы, просто придавлены. Но куда же все девались?
— Есть кто живой? — сколько было сил закричал он.
На его крик прибежал сержант.
— Товарищ капитан, Вы очнулись?
— Как видишь. А где все остальные?
— Мы всех вытащили, только Вас не смогли, у Вас ноги зажало, и до летчиков не смогли добраться, вся кабина сплющена.
— Все живы?
— Нет. Летчики наверно погибли, и командир дежурных сил погиб. Остальные живы. У меня, и у восьми солдат вообще ни единой царапины, а остальные ранены. Мы всех оттащили подальше от вертолета, и там развели костер, греемся, а то мороз больно крепкий, — докладывал сержант.
— А я долго был без сознания?
— Часа три.
— То-то я так замерз.
— Я не знаю, как Вам помочь, — оправдывался сержант, — вытащить мы Вас не можем, а разводить костер здесь, тоже очень опасно, вертолет может загореться.
— А с полком связываться не пробовали?
— Нет. Никто не умеет рацией пользоваться.
— Неси сюда рацию, — распорядился капитан.
Рация была в порядке, настройки не сбились. Это была радиостанция Р‑105М, с антенной Куликова.
— Смотри сюда, — обратился капитан к сержанту, — нажимаешь на эту тангенту, и говоришь в микрофон, потом отпускаешь тангенту, и слушаешь. Понял?
— Понял. А что говорить?
— Говоришь: «Первый, я третий, ответьте», или «Первый, ответьте третьему». Вызывай, пока не ответят. А когда ответят, доложи о том, что с нами произошло. Будут спрашивать где мы находимся, скажи, что в лесу, на склоне какой-то сопки. А теперь поднимись на самую вершину сопки, и оттуда вызывай.
Сержанта не было больше часа, но он вернулся повеселевшим.
— Товарищ капитан, я дозвонился. Было очень плохо слышно, но я им все передал. Обещали прислать помощь.
Капитан понимал, что помощь придет не скоро, так как метель не унималась, и вертолет на их поиски не пошлют. А техника сюда просто так не дойдет, дорогу к ним еще расчистить нужно, все местные леса завалены буреломом, по ним даже летом пешком ходить сложно. Да и никто точно не знает, где они находятся.
Всю ночь они провели в лесу. Тем, которые находились возле костра, было легче, они могли греться, а Женя Терентьев околел окончательно, хотя и пытался согреться, махая руками. Ног он вообще не чувствовал. К утру метель прекратилась, и это был хороший знак. Вскоре их нашли, и, к обеду вертолетами вывезли. В госпитале, куда доставили раненых, у Жени констатировали обморожение обеих ног, и их пришлось ампутировать. Отвоевался, а ему ведь только двадцать семь лет. И кому он теперь будет нужен без ног?