– Я, это, Галь, – поглядывая на Василия, говорит кум, – долото у меня Василий брал, и это, вилы с тремя рожками, ага…
– Ой, бери там, – махнула Галя рукой и пошла обратно к мужу. – Вася, Васенька, а может это…?
– Я не знаю, – сказал Василий и вздохнул.
– А вот я сейчас окрошечки, ага-ага, холодненькой, на кваску, сейчас-сейчас, мой хороший. Ну что же ты? Сейчас.
Галина бегает, суетится, в дом опять заглянул кум.
– Кума, я это, дрель там у Василия свою заберу, и рубанок… и… лопату…
– Да забирай ты, не до тебя…
– Кума, и это… я бензопилу… новую, мне кум обещал отдать…
– Кто это? – поднимает глаза Василий.
– Вася, Васенька, – это же кум… Толик.
– Не помню, – и, вздохнув опять, уставился в стол.
Кум на цыпочках развернулся и пошёл…
– Стой… Женщина, которая говорит, что жена моя… Кто это?
– Да кум же, кум Толик Петров, ну…
Кум стоял, втянув голову в плечи.
– Не помню, – вздохнул Василий, – пусть положит на место…
– Что положит, Васенька?
– Всё, что взял, положит… Вдруг я не разрешал ничего… пусть положит.
– Васенька! Васенька!
– Мамка, – плачет Викуся, – а вдруг папка правду говорит, не верю я, чтобы он пилу новую разрешил брать.
– Да как же… ты, цыть, мелкая…
– Папочка, – плачет Вика…
– Положи, сказал, принеси всё, я вспомню. Если твоё – тогда заберёшь.
– Тьфу ты, не помнит ничего, а всё равно, от жлобяра. Ну зачем ему теперь всё это, а? Ну ведь не помнит ничего… Вот жук…
Василий же опять сидит и смотрит в стол.
Пришёл врач, Игорь Сергеевич.
– Ну что? Галина Павловна, есть изменения?
– Нет, – плачет Галя, – сегодня хоть заговорил.
– Заговорил? Интересненько, и что он сказал? Вспомнил, что с ним произошло?
– Нет, – и Галя рассказала про кума, инструменты и бензопилу…
– Да? Интереееесно. Так и сказал прям, что вдруг не разрешал?
– Да!
– Ну что я вам скажу, обычно при травме головы или сотрясении память должна вернутся быстро.
– Травмы нет? – спросил доктор, – Нет, – ответил сам себе. – Ну вот, будем, значит, ждать. Вернётся память, и сам всё расскажет нам Василий Михайлович.
Вечером плачущая Галя переодевала Василия, безвольно опускающего и поднимающего руки.
– А я где сплю? – спрашивает Василий.
– Как где, Вася, – Галя вдруг натыкается на умоляющий взгляд Викуси, – как где, Вася, – говорит она более бодрым голосом, – так в комнате, со мной, я же твоя жена…
На второй день Василий немного повеселел, но ещё ничего не помнил. Он ходил по двору с Викой за ручку и, показывая на некоторые вещи, спрашивал:
– А это что?
– Папочка, это же мотоцикл!
– Мо-то-цииикл, – говорит Василий, растягивая слова.
– А это?
– А это трактор, папочка…
– А это кто?
– Это Пашка, папочка, твой сын, мой старший брат.
– Здорово, бать, что, не легче?
– Сыыын.
– Ага, я сын твой, любимый, ты мне всегда бензин по пятницам давал, по пять… по десять литров… А по субботам мотоцикл свой… обещал дать…
– Не верь ему, папочка, врёт он. Ничего ты ему не давал. Ух, Пашка.
– Не помню, – говорит Василий, – ничего не помню…
Галя заметила, что полочка прибита, половица на крыльце, что поднималась всегда, вдруг оказалась приколоченной. А тут приходит, а Василий с ребятишками забор чинят.
– Галя, а почему у меня беспорядок такой во дворе?
– Не знаю, Вася… ты работал всё… Некогда было…
– Галя, ну что ты кричишь, как сумасшедшая! Ну кто тебе опять чего наговорил?
Василий бегал по двору от разъярённой Галины, которой рассказали, что видели мужчину, подозрительно похожего на Василия, во дворе у Алки Дудкиной, которой космы уже Галина трепала, было дело.
– Галя, да я… Да что ты, милая? Я только тебя люблю, Галя!
– Мамочка, – плачет Викуся, папина любимица, последушек, – мамочка, не бей папку, он хороший!
– Хороший? Хоррроший! Заступница выискалась, вот и катись со своим папкой хорошим, – кричит рассвирепевшая Галя, – катись, к новой мамке-то, посмотрю, как с мачехой живётся, пусть она тебе косички-то и плетёт, платья шьёт.
– Мамочка, – плачет Вика, – мамочка не выгоняй меня, уууу.
– Мамка, ты чё тут устроила, – выходит из дома Пашка, – что совсем уже? Викуся, иди сюда, бать, а ты тоже хорош. Под сраку лет, а всё по… кустам бегаешь, позоришь нас.
– Что? Что ты сказал, ах ты засранец, я вот сейчас ремень…
– Сиди, ремень он возьмёт, тоже мне, Паш, забери Викусю.
Плачет Вика, ругается мамка, божится батя.
– Вика, а пойдём до бабули, – говорит Пашка.
– Не пойдуууу, уууу.
– Да отчего же?
– Пока будем ходить, мамка папку выгонит и меня заодно… Ууууу…
– Да скажешь тоже, идём, Викусь, мамка с папкой быстрее без нас помирятся. И тебя она никуда не выгонит, ты чего? Это мамка, просто, в запале сказала. Как же она без своей доцы, ты чего?
– А папку? – спрашивает Викуся, вытирая слёзы. – Папку выгонит, уууу…
– И папку не выгонит, так, погоняет для вида.
Когда дети вернулись от бабушки, дома стояла тишина.
По ограде валялись кружки, стаканы, сковородки, были разбросаны ещё какие-то вещи, дома никого не было.
Потом пришла злая мамка, спросила про того паразита.
Дети ответили, что папки не было, когда они пришли.
– Сейчас приду, – сказала мамка и ушла куда-то.
– Тётку Алку пошла бить, видно, – сказал Пашка.