Непридуманные истории

Когда я родителям девочки этой деньги привез, они на колени упали, плачут. Но взяли только двадцать три тысячи, остальные уже успели насобирать. На восемь тысяч баксов мы за спасение девочки всей тусовкой целый месяц гудели. Когда деньги закончились, меня хозяева, у которых квартиру снимал, вежливо попросили освободить жилплощадь. Я думаю: «Не пропаду, буду у друзей-тусовщиков жить: у одного недельку, у второго». Все, конечно, меня хорошо, радушно принимали. Только одно дело собраться водки попить, другое – постоянно жить. Чувствую, что в тягость всем. Тогда меня идея озарила: взять посох, котомку и пойти по Руси, обойти все монастыри, все святыни. Больше года уже хожу, но и десятой части не обошел. Везде в монастырях меня очень хорошо принимают. А как в хоре монастырском попою, тут меня и вовсе отпускать не хотят. Но я птица вольная: рюкзак за плечи, посох в руки и дальше шагаю. Иду по дорогам, песни русские или молитвы пою, хорошо. Слушай, вот идея пришла мне в голову: пойдем, Лешка, вместе странничать. На два голоса мы с тобой так умилительно петь будем, что всю Россию к Богу приведем.

– Я бы с радостью, Садик, да сам понимаешь, у меня семья. Недавно дочка родилась. Ну а художеством не занимаешься сейчас?

– Нет, Лешка, понял я, что это не моя стезя. Я сейчас стихи сочиняю, вот послушай:

Брожу по отчему краю,
Иду от святыни к святыне,
Душой своей ощущаю:
Христос тоже ходит доныне.
Эта вера меня укрепляет,
Эта вера мне душу целит,
А душа моя верит и знает:
Матерь Божья Россию хранит.
Ну, как, сойдет?

– Я, Садик, в поэзии не разбираюсь, но, по-моему, просто и с душой написано.

– Вот именно, Лешка, просто, а где просто, там ангелов со сто. Я уже целую тетрадь насочинял, – он достал пухлую общую тетрадь и подал мне, – на, возьми на память, будет время, почитаешь.

– А что же тебе останется, здесь ведь, наверное, все твои стихи?

– Мои стихи здесь, – ткнул он пальцем себе в левый бок, – ты бери, не смущайся, я еще себе насочиняю. Ну, я пойду, Лешка, прощай, друг. Бог даст, свидимся.

Он перекинул за плечи рюкзак, взял в руки свой посох и зашагал по дороге, напевая стихиры Пасхи.

Я долго смотрел ему вслед. Когда он скрылся за поворотом, снова присел на лавочку. Раскрыв тетрадь со стихами Садика, прочел концовку одного стихотворения:

Уходит вдаль дорога,
А даль уходит в небо
Прозрачной синевою.
А небо не уходит,
Оно всегда со мною.

Март – ноябрь 2003

Очень важный поступок

Посвящается ученикам шестых классов школы № 10 г. Ногинска Московской области

Как-то раз после службы меня позвал настоятель. Я быстро собрал ноты в папки и, спустившись в храм, прошел в алтарь. Отец настоятель, благословив меня, сказал:

– Сегодня, Алексей Павлович, тебе надлежит потрудиться на ниве просвещения.

– Как это? – не понял я.

– Да очень просто, пойдешь в четвертую школу и проведешь там беседу с учениками шестых классов. Меня просила директор, но сегодня мне что-то нездоровится.

– Как же я буду с ними беседовать? – совсем растерявшись, ответил я. – Это для вас, отец Евгений, просто. А для меня проще самую сложную четырехголосную партитуру переложить на трехголосную, чем провести беседу со школьниками. Они ведь ждут вас, я даже не священник. Может быть, мне с ними урок пения провести?

– Пение у них есть кому преподавать, а вот дать понятие о вере некому. Семинарию духовную ты закончил, так что, думаю, прекрасно справишься. Расскажи им что-нибудь из Священной истории.

– А что, например? – поинтересовался я.

Настоятель на минуту задумался, а потом, широко улыбнувшись, сказал:

– Расскажи им, как Давид поразил Голиафа из пращи.

Сказав это, настоятель, уже не сдерживаясь, стал прямо-таки сотрясаться от смеха. Меня всегда удивлял его смех. Смеялся он как-то молча, но при этом весь трясся, будто в нем начинала работать невидимая пружина. Теперь же, глядя на смеющегося настоятеля, я с недоумением размышлял: что же может быть смешного в убийстве, хотя бы и Голиафа. Наконец пружина внутри настоятеля стала ослабевать, и вскоре тряска совсем прекратилась. Он достал из кармана скомканный носовой платочек и стал вытирать им выступившие на глазах слезы. Видя мое недоумение, он пояснил: