– Я же говорила тебе – не покупай. К тому же для тебя это копейки, правда же?
Он подлетает ко мне.
– Мне нужно, чтобы ты, мать твою, соответствовала образу.
– Эти люди терпеть не могут «Армани», и их тошнит от чертова «Прада». Они за десять миль почуют развод.
Я качаю головой и прохожу мимо него, но он хватает меня за локоть, и я разворачиваюсь, отдергивая руку.
– Может, мне лучше позволить тебе, понторезу, строить из себя идиота? – вскипаю я.
Черты его лица напрягаются, выражая вопрос, и я качаю головой.
– Ты так туп, что искренне думаешь, будто, изменив меня под себя, сможешь их убедить? Что они похвалят тебя или обзавидуются? Ничего этого не будет. Может, я и согласилась на все это, чтобы ты держал свой крысиный язык за зубами, но ты тот еще идиот, если думаешь, что этим все решил. Эти парни? Они
– Да уж, они-то определенно знают, – он пытается задеть меня, намекая на видео.
Я поднимаю голову и пожимаю плечами:
– Да, ты прав. Все трое, мать их, опустились на колени…
– Иди на хрен.
– Сам иди, – бросаю я в ответ. – Как уже говорила, они знают меня. Всего несколько дней назад я была с ними, а теперь я с тобой. И если я появлюсь в этом чертовом платье и балетках, с кудряшками на голове и улыбкой на лице, выглядя как очередная точная копия всех твоих стандартных сучек, ты отведаешь цемента быстрее, чем успеешь произнести слова «я сдаюсь».
– Я никогда не сдаюсь.
– А я никогда не подстраиваюсь и не подчиняюсь, – презрительно произношу я. – Если хочешь, чтобы тебе поверили, дай мне остаться собой, потому что я ни для кого на этом хреновом свете не собираюсь становиться какой-то другой. И даже если теперь я для них шлюха, не заслуживающая ни капли доверия, они не какие-то безмозглые бараны. И тебе придется это признать, потому что они это доказали. А если не признаешь – выставишь себя лохом.
Не дожидаясь ответа, я поворачиваюсь, иду к машине этого мудака и сажусь в нее.
Через несколько секунд он тоже занимает свое место.
– Ну, по крайней мере, ты попыталась замазать круги под глазами.
Глава 6
Мэддок
Я отпрыгиваю и встряхиваюсь, а потом делаю шаг вперед для очередной комбинации ударов.
Цепь лязгает, ударяясь о брус, груша для битья отскакивает обратно к моим рукам без перчаток, порезы на костяшках пальцев становятся все глубже, и кровь тонкими струйками стекает по предплечьям, капая на резиновый мат у меня под ногами.
Я продолжаю – раз, два, удар снизу. Левой, правой, удар по почкам.
На правой руке рана раскрывается до кости, и я сжимаю челюсти, обхватывая руками подвесную грушу, чтобы отдышаться.
Я не могу поверить во все это дерьмо.
Я не видел ее три чертовых дня, а такое ощущение, что прошло три чертовых года. Почему и как вообще мы согласились просто сидеть и ждать, я понятия не имею.
Это просто, мать его, пытка какая-то.
– Ты закончил, мальчик?
Я опускаю подбородок к груди, руки безвольно падают вниз. Я поднимаю взгляд на дверь, зная, что у нее за спиной стоят мои братья.
– Нет-нет, дитя, – предостерегает Мейбл, подходя ко мне с набором для оказания первой помощи. – Не смотри на них так. Они правильно сделали, что позвали меня. По виду тебе так же плохо, как тогда, когда ты узнал, что зеленый Могучий Рейнджер[1]
покинул шоу.На моем лице появляется улыбка, несмотря на дерьмовое настроение и смешки братьев у нее за спиной.
Она едва улыбается, а потом машет рукой через плечо, подавая сигнал Ройсу и Кэптену, чтобы они вошли.
– Я смотрю, тут проделано немало работы, – она многозначительным взглядом окидывает тату на левой стороне моей груди, уходящую к лопатке. Она готова лишь наполовину – десять чертовых часов в кресле. Мне нужно было чем-то занять время.
– Ага. Вчера только снял повязку.
Она подмигивает, и мы все садимся.
Мейбл встает передо мной на колени и принимается обрабатывать мою руку перекисью.
– Итак, – она смотрит на меня, приподнимая бровь. – Она ушла.
– Вы слышали, что он пустил Коллинза Грейвена в Брейшо? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.
– Слышала.
– И то, что она ушла с ним в первый же день?
Ее руки на мгновение замирают, и я бросаю быстрый взгляд на братьев. Они тоже заметили.
Наш отец всегда говорил ей все, иногда даже раньше, чем нам, так почему же он утаил от нее это?